.. И к сексу, жизнь без которого, почувствовав его по-настоящему, Разбоев уже не представлял. Другое дело, что было не с кем. Один раз попытавшись с какой-то случайной дамой, образ которой наутро вспомнить не мог, сколько ни силился, он почувствовал разочарование. Нечто среднее между теми ощущениями, что были до измены Мариши, и полным отсутствием ощущений.
И он понял, что помимо организации счастливой жизни, так легко упущенной, помимо достатка ему нужна еще и Мариша. Обязательно Мариша, либо... Либо кто-то, кто походил бы на нее.

Глава вторая

Уголовное дело, состоящее из пятнадцати томов, переместилось на стол Кряжина. Вагайцев, прощаясь до января, горячо поблагодарил его за дружескую поддержку. Горячность эта была вызвана в первую очередь тем, конечно, что Кряжин сэкономил коллеге несколько тысяч рублей, которые тому тратить не хотелось. Даже в качестве благодарности за эту помощь. Вряд ли Кряжин принял бы это очень сложное дело, не подойди к нему Смагин и не попроси:
– Иван, нужно толковое обвинительное заключение. Это дело не может развалиться в суде. Точнее, не должно. Вернее – мы обязаны сделать все, чтобы оно не развалилось. Москва шумит, но ждет не героя, а убийцу.
Вагайцев был следователем грамотным и не относился к той породе «важняков», которые считают дело завершенным, когда из-под пера арестанта начинает выползать фраза: «Явка с повинной». В случае с делом Разбоева у него имелась хорошая доказательная база, предоставленная МУРом, готовность подозреваемого идти на контакт и подлежащие однозначному восприятию результаты экспертиз.
Таких людей, как Разбоев, живущий на самом дне темного водоема и без работы, просто так дяди-миллионеры в бабочках под накрахмаленными воротниками и с золотыми очками не защищают. Дело с шестью трупами, нашпигованное сексуальными подробностями, – как раз тот лакомый кусок, на котором мэтры от адвокатуры делают себе имя. За такие дела, то бишь за право защищать бездомного серийного убийцу, правозащитники дерутся. Наверное, среди них даже установлена очередь, как на право покупки холодильников в начале девяностых.
Шесть трупов по Москве, обнаруженные в течение первых пяти месяцев две тысячи третьего года и полутора месяцев две тысячи четвертого. Убийца, задержанный за день до того, как страна праздновала восемьдесят шестую годовщину... или как теперь называют? – День защитника отечества. Журналистская братия, раздувшая скандал так, что звезды на Спасской стали еще более рубиновыми. А еще многочисленная, сплоченная толпа родственников убиенных, желающих попасть в суд и увидеть, как состав суда будет резать Разбоева на ремни и раздавать те ремни каждому из участников процесса на память. Вот краткий список причин, почему дело завершать должен был не Вагайцев, которому дело было лишь до ремней на чемоданах, а Кряжин. Между куском и ртом произойти может многое. Не сказать, что у Ивана Дмитриевича, советника юстиции, в тот момент не было работы. Просто он был единственным в управлении, кто мог быстро разобрать пятнадцать томов, познать истину и выбить почву из-под ног у защиты.
Дело оставалось за малым – собрать воедино все доказательные звенья и сковать из них прочную цепь, сорваться с которой убийца не сможет даже при помощи Центра судебной медицины имени Сербского. Борис Андронович Разбоев признан вменяемым. Значит, подсуден. Осталось это лишь доказать на нескольких десятках листов, перевернув несколько тысяч уже исписанных.
И он перевернул первый.
Уголовное дело по факту убийства девушки (Кряжин не стал вчитываться в имя) 15 июля 2003 года.
Тогда еще не установленный убийца, пишет следователь районной прокуратуры Восточного, в Измайловском лесопарке изнасиловал, а после убил.
Никаких вырезанных звезд на теле, ножевых ранений всего два. Просто надругался и убил. Просто... Скажи это слово родителям этой шестнадцатилетней девчушки – пожалуй, глотку перервут. Это для следователя такой вариант – простой. Родители, они не знают, что иногда таким девчушкам, как их дочь, груди отрезают, расчленяют тела, словом... Кряжин расследовал одно такое дело среди множества своих прочих.
Но вот тогда Кряжину стало по-настоящему страшно. Идиот прокурор – не хочется называть округ, который он возглавляет, – прислал на эту «расчлененку» девчонку лет двадцати пяти – следователь, однако. После вуза – сразу в прокуратуру. Романтики захотелось. Ее рвало так, что Кряжин вызвал «Скорую». Заодно и двум участковым тамошнего РОВД, которые уже не в силах были отгонять полчища навозных мух. Собирать потерпевшую никто не хотел, поэтому собирал Кряжин. Закинул в рот две таблетки валидола – больше для запаха, надел перчатки и собирал. По всей четырехкомнатной квартире. Глотал слюну, грыз валидол, и с каждым новым фрагментом, подбираемым с пола, успокаивал девчонку-следователя. Прикрикивал на участковых и впотай материл окружного прокурора. А потом, через пять часов, запершись в кабинете, пил стаканами водку и не отвечал на телефонные звонки.
Так что этот случай, что ни говорите, – просто убийство.
Осмотры, заключения, справки, постановления...
Он отложил в сторону первую папку и распахнул вторую.
Южный административный округ. Парк Царицыно. Ей семнадцать. А он сделал с ней то же самое, что сделал с первой в лесопарке Измайлово. Тоже просто убил. Два ножевых, одно из которых в сердце, второе, как и в первом случае, в легкое.
И снова осмотры, справки, постановления, допросы и заключения. И фото девушки.
Кряжин поиграл глянцевым зайчиком на стене кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14