Метрах в четырех внизу крутой склон уходил в синеватую грязь. Из нее торчали мервтые коряги и гнилые травы. В сене обрыва виднелись корни, за один из них цеплялась рука. Томо увидел лицо, почти уже погрузившееся в болотную жижу. ...После получасовой борьбы с трясиной оба были измучены и обескуражены. Они выбрались наверх и лежали на траве, глядя в живое и все время меняющееся небо. Цвели розовыми боками облака, метались предвечерние птицы, скатывались за горизонт последние капли солнца. Оба узнали друг друга по гербам, нашитым на рукав куртки - у Томо на левом рукаве, у Осцилло на правом. Замки графов Томо и графов Осцилло располагались на расстоянии, достаточном для того, чтобы соседские ссоры за столетия переродились в крепкую ненависть между родами. Не было еще случая, чтобы граф из рода Томо, встретив графа из рода Осцилло, не отправлял его в результате этой встречи на тот (известно, на какой) свет. Альтернативой этому могла быть только личная встреча графа Томо с загробными жителями. Нынешний граф Томо прекрасно разбирался в обычаях. Но ему не хотелось драться. Он посмотрел в спокойное лицо графа Осцилло и ему захотелось сказать: "Мы можем разойтись и никому ничего не сказать. Можем хотя бы в одном месте прервать эту цепь. Я вытащил тебя из болота. Не затем ведь, чтобы ты убил меня. И не затем, чтобы я - тебя. Сегодня не такой день, чтобы убивать. Или умирать." Но ведь граф Осцилло не стал бы слушать графа Томо. А граф Томо не стал бы говорить. Оторвав взгляд от неба, граф Осцилло поднялся на ноги, стащил с себя тяжесть промокшей куртки и достал из-за пояса нож. Граф Томо тоже встал. Как бы ему ни хотелось сохранить только что спасенную жизнь, но быть убитым Томо не мог себе позволить. И он достал нож и кивнул своему врагу. Тот ответил таким же безмолвным кивком. Бой этот напомнил графу Томо танец (потом, когда он вспоминал это, то уже нет, а тогда - да) - танец вокруг огромного невидимого шара. Двое протягивали руки, как бы стараясь нащупать что-то в центре этого шара. Что-то желанное, прекрасное,- но в тысячу раз опаснее, чем что-либо прекрасное. А потом он смотрел на мертвого графа Осцилло, который сидел, прислонившись щекой к дереву. На лице его застыло такое выражение - будто пытался вспомнить, но не мог. Никак. Стеклянный шар с прекрасным содержимым стал медленно осыпаться в животе графа Томо. Может быть поэтому он ухватил мертвеца за кисти рук и, отняв его от дерева, потащил. Шум водопада скоро указал графу Томо, что он идет в нужном направлении. С телом графа Осцилло на руках он вошел под жесткие струи, смывая с себя и своего мертвого врага болотную грязь и кровь. Потом вынес его на берег и убрал с лица Осцилло мокрые пряди волос. С ножа кровь смывалась трудно. Томо даже порезался и, зажав ранку на большом пальце губами, вдруг вспомнил о Даме Амстер. Ему стало неприятно, что он вдруг о ней вспомнил. Он обернулся на графа Осцилло, который лежал на гальке и молчал. В мокрой, отяжелевшей одежде Томо подошел к нему и вылил на лицо Осцилло воду из ладоней. Это было красиво, как будто прозрачные бабочки промелькнули по щекам, перепорхнули через застывшие губы, спрятались в волосах, замерли слезами в уголках глаз и на ресницах. По традиции граф Томо должен был принести в замок что-нибудь в доказательство своего подвига - куртку, нож или пояс Осцилло. Томо поступил иначе: он достал свою лупу и вложил ее в ладонь мертвецу. Так он распрощался со своим врагом.
б е т о н н ы й с л о н - б е т о н н ы й с л о н - б е т о н н ы
Отец графа Томо, самый старший и важный человек в замке, сказал: "Пришло время учиться!". Томо ждал этих слов уже давно, и все же они повергли его в уныние. Ведь для учебы - Томо знал - надо уехать в Тахраб. В этом городе учились все Томо, по традиции. Граф Томо с ужасом чувствовал судорогу в горле, которая обычно предшествует слезам. Весь последующий день граф Томо прятался в шкафу и ненавидел себя за это. Слуги, Дамы, старшие братья-графы и граф-отец искали его по всему замку. Томо скрывал свою личность под старой волчьей шкурой, которую отец вот уже три года как не носил. Ему казалось, что если он спрячется в отцовское прошлое, найти его будет непросто. Но графа Томо отыскали, и довольно скоро. В вязаной шапке и дубленой куртке, придерживая на коленях коробку с документами и едой, граф Томо трясся в неуютном кузове вездехода. В заляпанные оконца были видны болота справа и слева от дороги. Кроме Томо, в вездеходе ехали сто тридцать килограммов картошки в ящике из-под артиллерийских снарядов, а также две лохматые серые курицы, связанные за лапки, и индюк в полуобморочном состоянии. Все это вез на продажу владелец вездехода. Он согласился подвезти Томо в город, когда граф-отец, его сеньор, поообещал отменить налог на выхлопные газы. Дорога оказалась долгой, но граф Томо не заснул. Он потихоньку съел все, что было у него в коробке. Теперь там лежала скорлупа от трех яиц, огрызки пяти яблок и одной груши, куриные косточки и хлебные крошки. Посмотрев на все эти остатки, граф Томо покачал головой, молча критикуя самого себя, вытащил завернутые в фольгу паспорт и графское свидетельство о рождении, отложил на сиденье рядом с собой. Потом расстелил на коленях платок и вытряхнул в него мусор из коробки, завязал и загнал ногой под сиденье. Документы он положил в карман и в который раз пощупал то место в подкладке, куда были зашиты две золотые монеты по тридцать семь тахриков (на крайний случай). Подумав немного, он опустил на пол и пустую коробку. Курицы зашумели. захлопали крыльями. Вездеход дернулся и замер. Мотор продолжал рычать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14