За длинным, дюжинным столом, в резном кресле, Радлов склонил над кружкой свое невзрачное, малокровное лицо. Пил он точно с сильной жажды, крупными глотками, запуская худые вздрагивающие пальцы в тарелку с хрустящей стружкой соленого картофеля. Напротив него и достаточно в отдалении так же пили и ели свободные люди в свободной стране. В хороших городских костюмах или в чистых опрятных кафтанах, какие носили еще в провинции. Эти люди громко обменивались мнением о недостатках кабинета министров, ругали нацизм в соседней Германии, потрясали газетками с передовицами нелицеприятного анализа последних решений правительства Масарика. А где-то в стороне ныла и ныла скрипка. Лучшего места для искуса житием в буржуазном государстве трудно было и сыскать. «Боже, ведь скоро всему этому конец. Уже взяли паспорта на оформление, как было им сообщено. Или придерживают, так на всякий случай… Два дня на сборы», – тоскливо подумалось Радлову. Вот его сосед по столику останется. Он при всем своем, а ведь тоже русский. К тому же – явно удовлетворен ответами Радлова по существу элемента М. Так почему же всем чего-то перепадает, и только ему одному ничего?! «Странный человек», – в унисон вдруг отозвалось в нем. – «Страшный человек». В смущении Радлов поднял глаза на своего недавнего попутчика. Вымученно улыбнулся. Он будто страстно что-то хотел услышать.
– Леонид Андреевич, – дошло, наконец, до него. – У нас с вами мало времени. И – схожая ситуация. Поэтому я буду предельно откровенен. Мы нужны друг другу. (Радлов потупил взор. Даже лоб у него пошел красными пятнами). Я не буду скрывать, что не являюсь почитателем большевистского устройства в России, впрочем, как и парламентского… И я человек с возможностями; быть может скоро – неограниченными… Но как не раз бывало в моей жизни – подчас завишу от людей, ни на йоту не подозревающих ни о моих целях, ни даже о моем существовании. Удивительно: но сейчас вы один из них.
– Ага, – глухо произнес Радлов, хоронясь в свою кружку с пивом.
– Я много рискую… тем, что сообщу вам сейчас, – продолжил этот таинственный «компаньон», и лицо его содрогнулось. – Но я учитываю и ваше пиковое положение. Моему предприятию крайне необходима сейсморазведка некоторых районов Южной Африки. Эту работу я мог бы поручить вам, с соответствующими дивидендами, разумеется… Хотите в процентных бумагах, хотите… фактически любую сумму, какую запросите. Но вот здесь-то и существует один пункт, могущий свести на нет всю мою долгосрочную программу. И этот пункт зависит от вас. Я не блефую.
Радлов впервые во весь этот разговор поднял голову.
– Любопытно: что бы это могло стать?.. – хрипло проговорил он. Взгляд его отступил от лица искусителя со следами некой полупрозрачной бородки, будто тени, проносившегося легкого облачка. Углем обведенные глаза… – Это связано как-то с политикой? – спросил он, если и глупо, то вполне по злободневности того времени.
Гирш откинулся на спинку высокого стула.
– Что за чертовщина! При чем здесь это? Политика – мелочь; функция несовершенных отношений между несовершенными людьми. Занятие для бездарей… – резко быстро проговорил он. – Нет, моя сторона сугубо индивидуальная. Часть моей личности, если хотите понимать меня всегда правильно.
– Ага. Тогда что же вы от меня хотите конкретно?
Гирш поставил локти на стол. Стиснул между ладонями виски:
– Мне крайне необходим элемент М. Согласитесь в некотором роде это мой приоритет. Я организовывал и финансировал экспедицию Манцева. После его смерти – я законный наследник всех материалов. Вас это не убеждает? Это и все другое.
Радлов зажмурился, качнул головой:
– Так, стало быть, я должен выкрасть элемент для вас? (Гирш чуть кивнул, с движением век). Его применение, учитывая убийственные характеристики, может быть связано с террором против ответственных советских деятелей?
– Вы с ума сошли! – Гирш совсем близко наклонил голову в сторону Радлова. – С какого это страху, Леонид Андреевич?! Я и думать-то уже забыл о нашем милом отечестве. Со всей прямотой отвечу вам, что элемент М будет исключительно использован в научных экспериментах. Скажу даже, что его применение в одном техническом проекте и для меня самого проблема. Но ваша роль от этого не умаляется.
– Тогда… – Радлов несколькими глотками осушил полкружки. Поднял и вновь опустил глаза. Молчание затянулось.
– Так как же, Леонид Андреевич? Другой такой возможности не будет. Я открылся вам. Решайтесь и вы. Или быть свободным в свободной стране, иметь через полгода свой дом, хотя бы здесь, в центре Праги, большие деньги, но главное – применение своим силам; или же – комната-коммуналка, очередь за керосином, ученый паек, возможно – репрессии (да, да, я в курсе всего в Советской России). Помните: сделаете это – я ваш вечный должник. Наша будущность – дело нас двоих.
Лицо Гирша по окончанию разговора осунулось, побледнело. Он пощипывал подбородок. Ждал.
Радлов судорожно несколько раз вздохнул:
– Вы спрашиваете, господин Гирш, согласен ли я? Да Боже… вы сами уже вычертили мои перспективы… Институт беден, разве что милостыни не просит. Сотрудники в бегах. Большевизм держится расстройством жизни, а потому и не заинтересован в скором обустройстве оной. В стране все политизировано до крайности. Я не знаю ни вас, ни ваших целей. Я даже не уверен: сгину ли я в застенках НКВД, или – меня убьете вы. Но я так больше не хочу и не могу жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22