жизнь ее была непрерываемой полосой разнообразных несчастий ("О Боже, подумал я, - если так, то ничего не выйдет!"). И несчастья эти не были чем-то фатальным, просто бабе (выражение, естественно, Сюзанны) катастрофически не везло, и тут я вновь делаю прочерк. Если учесть, что все, пока рассказываемое, есть не больше чем очередная затянувшаяся преамбула, то надо признать, что линия судьбы той же Катерины до ее (Катерины, не судьбы) появления на этих страницах не играет никакой роли в нашем повествовании. Конечно, я мог бы дословно передать рассказ Сюзанны и перечислить все те несчастья, что выпали на долю нашей незнакомки, начиная с детства (развод родителей еще в младенческом ее возрасте, а потом и гибель одного из них в бессмысленной и нелепой то ли авиа-, то ли автокатастрофе, в чем искушенный в психоанализе ум нашел бы первопричину, но я делать этого не буду) и заканчивая последним семейным эпизодом: совершенно случайно, выйдя в обеденный перерыв на улицу пройтись по магазинам, ничего более завлекательного я не могу сейчас придумать, она столкнулась, что называется, нос к носу с мужем, находившемся в обществе молодой, прелестной, длинноногой спутницы с роскошными платиновыми - вот только крашеными или нет? - волосами, и спутница эта прижималась к ее - без разрядки, но с акцентом на последнее "е" - мужу так нежно и вызывающе, что все вопросы отпали сами собой. А вслед за этим - вечерняя перепалка на кухне, отъезд мужа в неизвестном направлении, а она... - А она, само собой, ничего другого не могла придумать, как приехать сюда! - с мрачной экспрессией закончил я. - Вот именно, - многообещающе улыбнулся мне Сюзанна. На этом мы с ней и расстались (встреча с незнакомкой была назначена на вечер), и я по обыкновению отправился... Но тут необходимо пояснить, что, поскольку обещанная женой неделя грозила обернуться тремя (таким был срок путевки), я начал уже тосковать, но вдруг обнаружил маленькую лодочную станцию и каждый день после обеда стал на два-три часа уходить кататься на лодке. Это привнесло в мое пребывание на озере подобие смысла, ибо было одним из тех немногочисленных занятий, что доставляют мне истинное наслаждение в жаркий летний день (спокойная черная вода, размеренная работа веслами, без всплеска, то есть почти без всплеска, ведь совсем - невозможно; стрекоза, неподвижно застывшая над водой в нескольких метрах от лодки; внезапно скользнувшая по поверхности большая рыбина, скользнувшая и исчезнувшая (так и хочется добавить - как фантом); гибкие плети кувшинок, звенящая тишина, невесть откуда залетевшая бабочка-шоколадница (она же траурница, большая темно-коричневая бабочка с ярко-желтой окантовкой крыльев, ничего экзотического, обыкновенный призрак надвигающейся осени) да где-то высоко в небе точкой застывший то ли сокол, то ли ястреб - мгновенная остановка и сердца, и памяти), а то, что доставляет наслаждение, никогда не приедается! В тот день я, как обычно, неторопливо греб с полчаса и уже предвкушал минуту, когда лодка уткнется носом в берег, я выпрыгну на песок и разомну затекшие ноги, а потом пойду бродить по берегу, не стараясь открыть ничего особого (это невозможно), просто еще один случайный и прелестный пейзаж, внезапно представший взору: горы, уходящие в небо, сине-зеленая стена сосен, елей и лиственниц с изумрудными вкраплениями травяного ковра у озера, сменяющегося бурыми и дымчато-серыми проплешинами мха на таких же бурых и дымчато-серых скалистых склонах. Всю последнюю неделю я собирал эти маленькие пейзажики и складывал их в один большой, как бы играя в чудесную и успокаивающую душу и сердце мозаику, почти беззвучную (беззвучная мозаика согласитесь, что в этом есть нечто). Но тут опять Парки (они же Мойры, но сколько можно упоминать на этих страницах мифические порождения древних и затуманенных ужасом существования душ?) вмешались в ход и времени, и событий - с берега ударил мощный шквал ветра, озеро словно взбесилось, причем - да, все это произошло действительно внезапно, минуту назад меня окружала блаженная тишина, но вот она повергнута в прах, солнце скрывается в мглистой пелене тумана, черная клокочущая вода бьет о борта лодки, стараясь захлестнуть и мое суденышко, и меня, капли воды попадают в лицо, но это уже не капли, а целые потоки, которые гонит внезапно поднявшийся ветер, и я понимаю, что до берега мне (хотя он уже различим, рукой, что называется, подать) не доплыть, надо поворачивать обратно и все так же - около береговой линии, плыть назад, к пансионату, ведь навряд ли смогу я пересечь озеро по-прямой: захлестнет, перевернет лодку, утянет на дно. Вслед за ветром начался дождь, тяжелый, плотно хлещущий дождь. Я моментально промок, но страха, настигшего меня с первым порывом ветра, больше не было, наоборот, мною овладела непонятная радость, я греб сильно и уверенно, понимая, что ничего ужасного не произойдет, вот только жаль не увиденного пейзажа, но еще не вечер, думал я, будут завтра и послезавтра, и кто может помешать мне окончательно сложить свою прелестную мозаику, свести ее элементы в один, подобрать смальту к смальте, камушек к камушку, травинку к травинке, волну к волне, ветер утихнет, дождь кончится, снова выглянет солнце, а пока надо грести, лодка со скрипом переваливается на очередную волну, берег, что был по правую руку, когда я плыл туда, оказывается по левую, но это уже совсем другой берег, серый и мрачный, с тревожно уходящими в неизвестность скалами, издающими ревущие и отчего-то утробные звуки. А вот и тот пляжик, на котором однажды я увидел прелестную картинку - загорающую обнаженную женщину, бело-нежное тело на мельчайшем смугло-желтом песке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32