Как раз в это время из издательства (маленького, надо сказать, и финансово довольно убогого) прислали верстку "Императора", так что я мог совместить приятное с полезным, то есть выбраться куда-нибудь на природу, почитать верстку, отдохнуть, обдумать разлуку с женой, хотя последняя часть предложения принадлежит, естественно, Сюзанне. Знак опять накладывается на знак, Парки вновь начинают свою разноголосицу в парке, ибо дом отдыха, куда мне помог устроиться один приятель, находился в отреставрированном здании старой дворянской усадьбы, вокруг которой раскинулся большой и запущенный парк, и если бы я в действительности был наделен провидческой силой, то уже тогда бы понял, к чему подводят меня все события столь странно проходящей жизни, ибо у каждого из нас есть такая точка, в которой соединяются линии судьбы, ее прошлое и будущее, причины и следствия, все те же предопределенности и случайности, то есть то место, где обрывается сюжет, замыкается (пусть всего лишь на какое-то время) интрига, это не провал, не пауза, не томящая душу передышка, а грозовой всполох, несущий в себе навязчивый зигзаг молнии, за которым и следуют громовые раскаты грядущего. Да, естественно, что давно уже наступило лето. 5 И последняя фраза не есть лишь попытка эстетически-точно закруглить предыдущую главу. Декорации необходимы не столько самому повествователю, сколько тому, о чем он повествует. Что же касается лета, то выдалось оно в тот год невнятным, прогорклым, с долгими и мающими душу дождями, с неприятным ознобом, место которому в сентябре, но не в июле, а ведь именно в июле (опять случайность или же новый знак?) Сюзанна и предложила мне разъехаться на время, в июле же, но неделей позже, я оказался в уже упомянутом доме отдыха, только было это довольно далеко от дома - в том месте, что в России называют обычно "центральной полосой". Путевка у меня была на две недели, верстку я прочитал в первые же три дня, оставалось еще одиннадцать, но прежде, чем перейти к изложению последующих событий, я должен набросать хотя бы приблизительный план местности, сделать эскиз, и отнюдь не твердой рукой. Что касается самого дома отдыха, то находился он в здании старого барского особняка, долгие годы стоявшего запущенным, но несколько лет назад восстановленного и пусть и переменившего свою внутреннюю сущность, но все равно оставшегося старым барским особняком, с большим пролетом центральной лестницы, с широким холлом на первом этаже и гулкой залой - на втором, с анфиладой комнат, стараниями строителей превращенных в маленькие и не очень уютные палаты, на третьем же этаже, где когда-то были подсобные помещения (то бишь комнаты прислуги), сейчас находилась администрация и была комната отдыха, в которую я, впрочем, не захаживал. То есть типичный, немного унылый бывший барский особняк, о котором и говорить бы не стоило, если бы не парк, в самом начале которого и стояло здание. (Повторим: это не произвольно воздвигаемые декорации. Я давно понял, что по странной воле судьбы любая история происходит только в ей присущем окружении, а значит, сюжет того же "Градуса желания" мог возникнуть не где-нибудь, а в Крыму, как "Император и его мандарин" - порождение бестолковых городских улиц и узких переулков с черными дырами подворотен. Вот и эта, нынешняя история, как бы изначально накладывается на изображение парка, причем нескольких, к описанию одного из которых я сейчас и перейду.) Впервые в паарк я пошел утром третьего дня, сразу после завтрака (меню приводить не стоит), день выдался солнечным (в этих местах лето не было невнятным), но пора вновь пережить момент первого со-прикосновения, а значит, приступить к следующему абзацу. Я долго иду по аллее, окруженной высокими дубами и липами, хотя аллеей назвать это сложно - когда-то аллея, ныне просто пригодное для ходьбы место. Что же касается временного определения "долго", то это значит сто пятьдесят-двести шагов, потом открывается большая поляна, от которой веером расходятся то ли тропинки, то ли дорожки, ровно шесть, как я насчитал впоследствии. Каждый день я взял себе за правило проходить до конца одну, но сделать это было непросто, ибо собственно конца у такой вот тропинки/дорожки нет, внезапно ты оказываешься в лесу, а лес, как известно, в самой своей сути бесконечен. Но и не только в этом дело, через пару дней мне стало казаться, что со времен прежних владельцев я оказался первым, кто взял на себя благородную миссию исследователя, ведь не может быть, думал я, чтобы еще кто-нибудь отыскал все эти потаенные места, наполненные по прихоти давно отошедших из этого мира самыми странными - чем, вещами? Да нет, какие это вещи, скорее уж просто материализовавшиеся картинки прошлого, нечто, сошедшее с пожелтевших от времени листов старинных гравюр, вот то ли тропинка, то ли дорожка делает замысловатую петлю, и ты оказываешься возле развалин оранжереи, прямо у входа в которую высятся все еще действующие (что, если вдуматься, не странно) солнечные часы, на гранитном постаменте которых еле заметны остатки латинской надписи. Вот другая тропинка/дорожка выводит тебя к маленькому прудику, на котором - будто в тумане - чуть проявлен маленький насыпной островок, с развалинами беседки, которой некогда (то есть очень давно) чьи-то руки постарались придать форму античной вазы, но сейчас можно лишь догадываться, как выглядела эта беседка тогда, когда была еще новой и сплошь увитой плющом. Вот следующий изгиб следующей тропы, и ты минуешь мраморное надгробие со скульптурным изображением широколапого приземистого пса с бессмысленно зияющими пустыми глазницами, из которых - если реконструировать замысел создателя - давным-давно били две тоненькие родниковые струйки, только пересох родник, да и мрамор потерял свою белизну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32