На исходе третьих суток он дошел до того, что жарко шепнул Линде: «Ты меня любишь?»
И опять яростная атака, и опять доблестная смерть, дающая новую жизнь.
На четвертый день Линда сказала, что ей скучно в парке, что «Харлей» требует простора, как и ее душа, породнившаяся с ним. «Нет, — сказала она, поняв, что ляпнула глупость, — он мне брат. А ты — муж. Я люблю вас обоих. Но, естественно, по-разному. Ведь глупо же ревновать к брату? Правда?»
— Правда, — сказал Максим.
Больше слов не было. Потому что глупо было затевать разговор, например, про водительские права, которых у любого уважающего себя байкера быть не должно, или про волчьи законы, начинавшиеся за воротами особняка. Линда в случае необходимости любому самому матерому волку горло перегрызет.
Не могла она и заблудиться на бескрайних просторах Подмосковья, вмещающих 365 карликовых Люксембургов. Линде было достаточно пролистать атлас центральной России, чтобы в мельчайших подробностях запомнить всю ее топографию.
— Я недолго, милый, — сказала Линда, прекрасно понимавшая, какая буря бушует в душе Максима. — Часика два-три. Ты даже соскучиться не успеешь, как я вернусь. Ну, а потом мы устроим с тобой такой праздник необузданного секса, какой не снился даже главному фиджийскому богу. Я где-то про это читала.
— Что за праздник? — немного оживился Максим.
— Странно, что ты этого не знаешь. Это сейчас детям в детском саду рассказывают.
И Линда поведала историю про фиджийского бога Ндонго-туки и родоначальницу людей Таваки, изложенную столь эмоционально, словно рассказчица лично наблюдала те преудивительнейшие события.
Ндонго-туки, как и полагается богам, лежал на самой высокой горе и думал о том, какой бы ему совершить подвиг. И тут до него додолбился один шустрый коммивояжер, впаривавший глупым пралюдям стеклянные бусы в обмен на золотые самородки. Точно такую же хренотень он предложил и великому богу Ндонго-туки. Но великий бог Ндонго-туки лохом не был. Он пришел в страшную ярость и уже собрался было замочить пройдоху, но поразмыслив, предложил сделку: если непрошенный гость подскажет, какой великий подвиг может совершить великий бог, то ему будет дарована не только жизнь, но и корзина отборных бананов из сада великого бога.
«Нет ничего проще, о Великий Ндонго-туки! — воскликнул коммивояжер. — На расстоянии двух дневных переходов находится клевая телка. Звать ее Таваки. Так вот, у нее такое огромное женское хозяйство, ну, ты меня понимаешь, что там есть где порезвиться твоему шалуну. Это и будет великий подвиг с непредсказуемыми последствиями».
Великий бог Ндонго-туки навел справки через своих слуг. Вернувшись через четыре дневных перехода на самую высокую гору, они подтвердили: действительно, телка хороша и великому богу Ндонго-туки придется по вкусу. И женское хозяйство у нее в самый раз для великого бога Ндонго-туки, а, может быть, даже немного и больше.
«Как это больше! — гневно вскричал великий бог Ндонго-туки. — Нет в мире ничего такого, что бы оказалось больше моего мужского достоинства, похожего на баллистическую ракету на колесах!»
Тут же перед ним извинились, чтобы не уничтожил сгоряча весь мир, который тогда был очень маленький и хрупкий. И начали думать, как устроить своему хозяину этот великий подвиг. А дело это было действительно непростым, поскольку шалун у великого бога Ндонго-туки был столь огромен, что хозяин не мог его носить.
В конце концов придумали. Построили десять плотов, на которые великий бог Ндонго-туки положил свою баллистическую ракету на колесах. Плоты поплыли вниз по течению, а сам великий бог Ндонго-туки пошел рядом по берегу.
Через два дневных перехода великий бог Ндонго-туки встретился с Таваки, которая сразу же стала косить под японскую подданную и требовать с великого бога Ндонго-туки мешок иен. Это у нее был такой изощренный флирт, к которому она прибегла, несмотря на то, что, увидев привезенный на плотах груз, сразу же задрожала от страсти.
Короче, они сошлись. Сошлись, как две половинки ядерного заряда, порождающие неуправляемую цепную реакцию. От их неистового секса вскипали моря, превращаясь в наваристую уху. Горы рушились, словно башенки из детских кубиков. На месте разрушенных гор вырастали новые, выше прежних, и их вершины были покрыты вечными снегами. В океане, словно субмарины, всплывали острова, покрытые радиоактивным пеплом. Земля дрожала. Бушевали пожары. От страшного завывания ветра люди и животные сходили с ума. День превратился в ночь, а ночь в великое оледенение. Через семь дней и ночей великий бог Ндонго-туки насытился и слез с чуть живой Таваки. Старый мир был полностью разрушен, и на его месте возник новый. Началась нынешняя эра, которая закончится тогда, когда у великого бога Ндонго-туки опять возникнет эрекция.
Максим поцеловал на прощание свою Шахерезаду и сказал, что будет ее ждать. И чуть было не ляпнул, что приготовит к ее возвращению фруктовый салат. Но вовремя сдержался.
* * *
Линда, искусно лавируя между тупо сбившимися в один сплошной тромб машинами, вырвалась на простор из перегруженной сорокакилометровой зоны ближнего Подмосковья. Верный «Харлей» глотал километр за километром в меру раздолбанного Дмитровского шоссе. На душе пели зяблики. Или кто там еще поет у людей на душе, когда им хорошо. Она это где-то читала. В общем, кто-то пел.
Обгоняя автомобили, Линда с интересом, граничащим с жадностью вышедшего из тюрьмы человека, заглядывала внутрь салонов. Люди, которые сидели внутри, были разными: молодыми и не очень, поджарыми и упитанными, лысыми и модно подстриженными, то есть опять же почти лысыми, высокими и среднего роста, розовощекими и с кожей землистого цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67