А там как раз расположено Фокино, на одной линии, если провести её от колхоза через город. Через город. Вот и все! А как она, Анечка? Появилась, как бык, в доме?
– Нет, её увидели на улице.
– Раздетую? В одной рубашке?
– Да, в рубашке и босиком. На снегу, в двадцатиградусный мороз. И она совершенно здорова, их фельдшер осмотрел её. Но тут не все ясно. Они толкуют о какой-то плёнке. Я что-то не понял. Сейчас подадут машину. Заезжай за Болдыревой и за доктором, я позвоню в поликлинику. Фельдшеру я не слишком доверяю. И в Фокино! Я бы сам поехал, но начальство вот-вот пожалует. Только ты позвони мне оттуда обязательно.
– А что она, Анечка, говорит?
– Не знаю! Об этом они мне ничего не сказали, а я забыл спросить. Слишком был ошеломлён таком новостью. Но ведь главное, в конце концов, в том, что девочка не замёрзла, как это ни удивительно. Подумать только, из тёплой постели – и прямо на улицу, на мороз!
– Через три часа, – добавил Саша.
– Что через три? Ах, да, верно! Где же она все-таки могла находиться эти три часа?
Саша ещё раз пожал плечами, хотя этот жест никогда не был ему свойствен.
– Снова тот же неразрешимый для нас вопрос, – сказал он. – Не стоит и пытаться ответить на него, это явно бесполезно. Я все время думаю вот о чем. Если бык мог, допустим, пройти пятнадцать километров от колхоза, где работает мой дед, до Н…ска, то трехлетняя Анечка никак не могла пройти те же пятнадцать километров от Н…ска до Фокино. Правильно? Значит, они не шли это расстояние. И, уж конечно, не ехали, особенно бык. Получается, что они вообще не передвигались. Во всяком случае, не передвигались понятным, привычным нам способом. И все же оказались в пятнадцати километрах от места, где исчезли. И почему-то «переместились» точно в одну сторону, по одной линии! Да ещё плёнка какая-то! Что за плёнка, откуда?.. Послушай, старший лейтенант, тебе не страшно?
– Страшно? Пожалуй, да, есть немного. Не по себе как-то! Что ни говори, а к чудесам мы не привыкли, однако.
Тот же пульт с двенадцатью сферическими экранами перед ним.
Те же пятеро серебристых операторов, в одинаковых креслах, на равном расстоянии друг от друга, по всей длине пульта.
Кажется, все, как было, ничто не изменилось после первого кратковременного появления на экране Норит сто одиннадцать в облике аборигена неизвестной ещё планеты.

Более чем странный, непонятный, трудно воспринимаемый сознанием облик! Только усилием воли можно заставить разум примириться с виденным, признать подобное «произведение природы» разумным существом, а следовательно, и равным, а главное, почувствовать в нем «брата по разуму». Трудно, очень трудно, несмотря на практику почти сотни предыдущих встреч.
Потому и сочли необходимым девяносто восемь предшественников Норит сто одиннадцать, а теперь и он сам, прежде всего поступить именно так – показать, как выглядит «хозяин» того мира, с которым, быть может, придётся вступить в контакт, подготовить сознание своих соотечественников к восприятию чуждого облика, как бы ни был этот облик чудовищен с привычной для них точки зрения.
Пятьдесят семь раз был показан сам подлинный «хозяин», а сорок один раз его облик вынуждены были по тем или иным причинам принимать посланцы планеты. В двенадцати случаях разумная жизнь не была обнаружена.
И вот в сорок второй раз посланец планеты предстал на экранах своей родины в облике аборигенов того мира, куда был послан. Это означало одно из двух: либо Норит сто одиннадцать не может находиться там в своём естественном виде (это могло грозить ему какой-нибудь опасностью, так уже бывало не раз), либо он решил строго придерживаться инструкции по поведению на чужих планетах, требующей не рисковать и открываться аборигенам только после проверки их отношения к чуждому и непонятному. Такая проверка будет осуществлена по сигналу самого Норит сто одиннадцать, когда он сам найдёт это нужным.
Руководители эксперимента ждут…
Но впечатление, что в помещении пульта ничто не изменилось, ошибочно. И конечно, пятеро серебристых находились здесь не все время. Сеансы связи с Норит сто одиннадцать подчинены согласованному с ним самим расписанию, и в промежутках между сеансами на пульте достаточно одного дежурного.
Сейчас здесь находятся все пятеро просто потому, что подошло время.
Связь через пространство без протяжённости, через исполинские расстояния, равные нулю в этом пространстве, без малейшей потери времени (потому что там, где нет пространства, нет и времени) исключительно трудна. Дистанционное управление установками огромной сложности и мощности требует столь большой точности, что справиться с этой задачей под силу только объединённой мысли и вниманию пяти операторов высочайшей квалификации. Число пять установлено давно, определено опытным путём ещё предками нынешних руководителей экспериментов, после нескольких ошибок, обошедшихся очень дорого.
В огромном помещении пятеро сейчас не одни. Позади них, между пультом и бассейном, плотно, один к одному, стоят в ожидании ещё несколько десятков, среди которых нет серебристых. Большинство – темно-синие или желтовато-зеленые. Изредка попадаются и темно-вишнёвые.
Ничего, что хотя бы отдалённо походило на часы или иной указатель времени, на пульте и вообще в помещении не видно. И неизвестно, чем руководствуется Вензот, когда внезапно произносит:
– Внимание!
Быть может, снова шевельнулась стрелка на грани реального мира? Но ни Вензот, ни его коллеги не смотрели в этот момент на маленький кружок прибора, врезанного в панель пульта перед каждым из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70