— Ты и его сестра, — добавил он, переводя взгляд на Марис.
— Да, Корм, мы во всем виноваты, я и Баррион, потому что мы любим Колля и хотим видеть его счастливым… и живым. Баррион прав: летатели следовали традициям слишком долго. Каждый год плохие летатели получают крылья от своих отцов и погибают в море. А Гавань Ветров становится все беднее, потому что новые крылья взять негде. Сколько было летателей во времена Звездоплавателей? И сколько сейчас? Ты не видишь, что делает с нами традиция? Крылья — это большая ценность, и владеть ими должен тот, кто любит небо, кто будет летать на них лучше и беречь их. А их передают по праву рождения. По праву рождения, а не по мастерству. Однако только мастерство спасает летателя от смерти. Только мастерство летателя связывает Гавань Ветров воедино.
— Черт знает что! — фыркнул Корм. — Ты не летатель, Марис, и говорить сейчас не имеешь права. Твои слова позорят небо и оскорбляют традицию. Если твой брат отвергает свое право по рождению, ничего не поделаешь. Но мы не позволим ему издеваться над нашим законом и отдать крылья первому попавшемуся. — Он повернулся и обвел взглядом притихшую толпу. — Где Правитель? Пусть он напомнит нам закон!
— Закон… наша традиция… — негромкий голос Правителя прерывался от волнения. — Послушай, Корм, сейчас особый случай. Марис хорошо служила Эмберли, и все мы знаем, как она летает. Я…
— Закон! — настаивал Корм.
Правитель покачал головой.
— Что ж, видимо, это мой долг… Закон гласит, что если летатель отказывается от крыльев, тогда их принимает другой, старший на острове, и они с Правителем должны хранить крылья до тех пор, пока не найдут им нового хозяина. Но, Корм, еще никто никогда не отказывался от крыльев. Закон применяли, лишь когда летатель умирал без наследника, а в данном случае Марис…
— Закон есть закон! — отрезал Корм.
— И вы опять слепо ему подчинитесь, — вставил Баррион. Но Корм сделал вид, что не слышит, и продолжал:
— Поскольку Расс передал свои крылья, они будут находиться у меня, как у старшего летателя острова, до тех пор, пока мы не найдем кого-то, кто готов дорожить честью летателя и уважать традиции.
— Нет! — закричал Колль. — Я хочу, чтобы крылья взяла Марис.
— Твое желание ничего не значит. Ты — бескрылый. — С этими словами Корм наклонился и начал аккуратно складывать сломанные крылья.
Марис оглянулась, ища поддержки, но тщетно. Баррион лишь развел руками, Шалли и Хелмер отвернулись, а отец стоял, сломленный горем, — уже больше и не летатель, всего лишь старый калека. Гости начали потихоньку расходиться.
К Марис подошел Правитель.
— Мне жаль, что так получилось. Будь это в моей власти, я отдал бы крылья тебе. Закон… создан не для того, чтобы наказывать, он должен направлять… Но это закон летателей, и я не могу пойти против них. Если я выступлю против Корма, с Эмберли случится то же, что с Кеннехатом, а меня будут называть сумасшедшим.
— Я понимаю, — кивнула Марис.
Корм, сложив крылья, удалялся вдоль берега. Правитель тоже направился к себе. Марис подошла к Рассу.
— Отец… — начала было она.
— Ты мне не дочь! — бросил он, отвернулся и пошел прочь, медленно, словно тяжелый груз, унося свой позор.
На истоптанном пустынном берегу их осталось трое. Марис подошла к Коллю, молча обняла его, и они замерли как дети, ищущие друг у друга утешения.
— Пойдемте ко мне, — нарушил тишину Баррион. Брат с сестрой расступились, глядя, как Баррион вешает гитару через плечо, и двинулись за ним.
Для Марис потянулись мрачные, тревожные дни. Баррион жил в маленькой хижине недалеко от гавани, рядом с заброшенной, гниющей пристанью. Там они все и поселились. Никогда раньше Марис не видела Колля таким счастливым. Каждый день они с Баррионом пели, и он был уверен, что все-таки станет настоящим певцом. Только то, что Расс отказывался его видеть, тревожило Колля, но и это порой забывалось. Он был молод и откровенно радовался, что многие сверстники смотрят на него с затаенным восторгом, как на бунтаря.
Для Марис же все было гораздо сложнее. Она редко выходила из дому, разве только вечерами к пристани посмотреть на возвращающиеся рыбачьи баркасы. Кроме своей потери, она ни о чем не могла думать. Все осталось по-прежнему: пойманная, беспомощная птица… Вроде бы она все делала правильно, но крылья и теперь так же далеки от нее. Традиции цепко держали ее в плену.
Прошло две недели после инцидента на берегу. Как-то Баррион позже обычного вернулся с пристани от рыбаков Эмберли, куда ежедневно ходил за новыми песнями и где пел в портовых кабачках. Поужинав горячей мясной похлебкой, он взглянул на Колля и Марис и сказал:
— Я договорился насчет лодки. Через месяц ухожу на Внешние Острова.
— И я? — обрадовался Колль.
— Конечно. — Баррион кивнул. — Марис, ты тоже?
— Нет. — Она покачала головой.
— Тебе будет тяжело на Эмберли, — вздохнул Баррион. — Даже для меня настают нелегкие времена. Корм подначивает Правителя, и тот настраивает людей против меня. Те, кто постарше, уже начинают избегать моей компании. Но перед нами большой мир, и он стоит того, чтобы его увидеть. Поедем с нами. — Он улыбнулся. — Может быть, я даже научу тебя петь.
Марис задумчиво вертела в руках вилку.
— Я пою еще хуже, чем мой брат летает. Баррион, я не могу уехать. Я летатель и должна остаться, чтобы получить свои крылья обратно.
— Твой поступок заслуживает восхищения, Марис, но ведь это бессмысленно. Что ты можешь?
— Не знаю. Что-нибудь придумаю. Можно пойти к Правителю. Он издает законы, и по-настоящему сочувствует мне. Если он наконец поймет, что так лучше для Эмберли…
— Он не пойдет против Корма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18