— У долины не может быть проклятого владыки, — ответил Риллавен. — Искупление очистит её, а не меня.
— А если… — начала было дарко.
— Нет, — покачал головой Риллавен. — Ты сняла бы вину с того, кто обрёк тебя на потёмочную казнь?
— Но, владыка, — неверяще выговорил Фиаринг, — это ведь смерть!
— Не обязательно. Есть ещё и боль.
— Нет, — уверенно ответил Фиаринг. — Никогда. Такие, как Бродников, могут убить, но мучить не станут никогда.
— Не суди о неизвестном по фантазиям, — отрезал Риллавен.
Страж склонил голову.
— Кого вы берёте с собой, владыка? — спросил лайто.
В одиночку к повелительнице общины идти владыке неприлично, свита должна быть как минимум из четырёх долинников.
Риллавен кивнул первым попавшимся стражам. Те бросились к своим мотоциклам-внедорожникам.
Оседлал мотоцикл и Фиаринг, посмотрел на владыку.
— Ты отведёшь людей в долину, — ответил Риллавен.
— Я поеду с вами, владыка, — твёрдо сказал Фиаринг.
— Своих сопровождающих я выбрал. Остальные едут в Нитриен.
— Тьиарин, я еду с тобой, хочешь ты этого или нет.
Владыка внимательно посмотрел на стража. Взгляда тот не отвёл.
— Верно, — согласился Риллавен. — Теперь это и твой путь.
* * *
Феофания Талеос, уроженка греческой общины Талиарисы, повелительница единственной в английской части Британского острова вампирской долины, внезапному и позднему визиту правителя Нитриена не удивилась. Раз приехал — значит дело есть, пустяков ради за сто двадцать километров не ездят.
Вампирка оглядела себя в зеркале: не смялось ли платье из вишнёвого шёлка, узкое, длинное, с модным на Магичке воротником-стойкой. Большинству рыжеволосых красный не идёт, но Феофания могла носить только красные тона, в одежде любого другого цвета выглядела бледной и словно вылинявшей. Бедностью цветового выбора Феофания не огорчалась. В отличие от хелефайев, красный у вампиров цвет счастливый, а на языке символов означает силу и здоровье, верность и преданность — по ситуации.
Ещё пару секунд Феофания потратила, чтобы вытащить шпильки, закрученная в узел на затылке толстая рыжая коса придавала ей слишком официальный вид, а разговаривать придётся хоть и о делах, но с соседом. Пока не вмешиваются Соколы, правители Нитриена и Калианды отлично ладят. Так было до Феофании, так всё идёт и при ней.
У дверей в зал аудиенций повелительницу перехватил один из старейшин, темноволосый дарул двадцати семи лет на вид, одетый по деловой моде Срединницы. Сама Феофания выглядела на тридцать — расцвет женской красоты.
— Владыка Риллавен хочет говорить с вами о личных делах, — сообщил старейшина. — И надеется получить вашу помощь. Что с ним приключилось, я не разобрал, но дело серьёзное.
— Дуглас, — изумилась Феофания, — ты хочешь сказать, что смог прочесть владыку?
Как телепаты хелефайи с вампирами не сравнятся, но у владык и природная защита от ментального проникновения отличная, ни один повелитель не пробьёт, да ещё и обереги…
— Очень поверхностно, повелительница, — ответил старейшина. — Но смог. Повелительница, что может произойти с владыкой, если у него так истончились барьеры?
— То, ради чего хелефайя не побоится ехать в ночь, — сказала вампирка. — Ты и Малькольм присутствуете при беседе, — приказала она, перекинула косу на грудь и вошла в зал аудиенций.
Затягивать приветственную часть повелительница не стала и, едва поздоровавшись, пригласила Риллавена в кабинет. Свита вернулась в приёмную, Фиаринг сунулся было вслед за владыкой, но наткнулся на холодный взгляд повелительницы и отступил.
Дуглас и Малькольм — двадцать пять на вид, светловолосый до бесцветности, конопатый, туповато-простодушное лицо деревенского дурачка — расположились за своими столами, правители — в креслах у круглого столика. Риллавен приветливо улыбнулся старейшинам. До безнадёжности глупая физиономия Малькольма Бейкера обманывала многих, но Риллавен знал старейшину семьсот с лишним лет — более хитрого, умного и непроницаемого политика и дипломата найти трудно. Феофании с таким помощником крупно повезло.
По обычаям волшебных рас гость говорит на языке хозяев, хозяева на языке гостя. И Феофания хелефайгелом, и Рилллавен торойзэном владели в совершенстве.
Вступительных речей и намёков вампиры не терпят, и владыка Нитриена коротко рассказал, зачем приехал.
— Что ж, — ответила Феофания, — этого и следовало ожидать. Сначала ты предал мёртвых, потом живого, а теперь и долину.
Владыка гневно дёрнулся, привстал, но совладал с собой и спросил подчеркнуто вежливо и спокойно:
— Да соблаговолит повелительница Калианды пояснить свои слова.
— С удовольствием. — Феофания тонкими изящными пальчиками с покрытыми алым лаком ноготками так стиснула кофейную ложечку, что переломила пополам. Вампирка перевела дыхание, немного успокоилась. Дуглас оказался прав, защита владыки Нитриена таяла как снег по весне, и то, что увидела вампирка, потрясло и возмутило до кончиков крыльев. Знала она, что все хелефайи трусливые эгоцентричные сволочи, но чтобы до такой степени…
— Тиглат, сын Салмана, из города Кальху, — назвала она выуженное из памяти Риллавена имя. Владыка Нитриена отшатнулся, до стылости побледнел. Меньше всего он ожидал услышать имя друга, три тысячи лет как умершего. Риллавену тогда было всего двести семьдесят, Тиглат стал первой его потерей — звездочёт, поэт и вольнодумец, насмешник и вечный возмутитель спокойствия. Прямой как истина, весёлый как рассветный луч. Лучший из людей. И Риллавена он покинул навсегда. Состарился. Умер.
— Рахиль, дочь Иакова, из города Хайфы, — продолжила вампирка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172