Дариэль резко обернулся, уши у него поднялись торчком и полностью развернулись к Лаурин, глаза распахнулись во всю ширь, сверкнули надеждой и страхом одновременно.
— Недели две назад, — сказала Лаурин, — мы встретились в одном из магазинов Трилистника. Случайно, но я уже к тому времени вполне дозрела, чтобы пойти к нему и упросить поговорить тобой. От неожиданности у меня все мысли вылетели, я только и смогла сказать, что встретила мужчину, которого полюбила по-настоящему, навсегда, и больше не буду к нему приставать. Он стал меня поздравлять, говорил, что по мне видно, такие красивые глаза бывают только у счастливых в любви женщин. Так искренне обрадовался чужому счастью… — смутилась Лаурин. — Тогда я спросила: «Помнишь хелефайю, с которым я познакомилась у тебя дома? Это он». А Славян ответил: «Дариэль отважный и честный парень, Элайвен, держись за него покрепче».
Дариэль смотрел на неё неверяще, даже едва заметно отрицательно мотнул головой. Лаурин разозлилась.
— Хватит искать отговорки! Или поговори с ним, или забудь.
— Забыть?! И кем же я стану, если забуду?
— Подонком. Есть люди и поступки, которые забывать нельзя. — Тут Лаурин была согласна полностью. Зато всё остальное глупость непроходимая. — Тебе просто надо встретиться с ним и всё решить. Ты напрасно боишься, — сказала она, — Славян совсем не держит на тебя зла…
А вот этого говорить было не надо. Дариэль сдавленно застонал, совсем как тогда в парке, закрыл лицо ладонями, вцепился так, что побелели ногти.
— Дариэль… — робко проговорила Лаурин, шагнула к нему из коридорчика. Дариэль сел на стул, безвольно уронил руки, уши обвисли.
— Поговорить… — сказал он сипло, внимательно посмотрел на Лаурин и спросил требовательно, так, что не ответить нельзя: — Разве у меня, — подчеркнул он, — есть право молить о прощении? Я нарушил долг гостеприимства, я назвал выворотнем, грязнейшим словом, того, кто разделил со мной хлеб и ночлег, кто не побоялся доверить мне жизнь.
— Дариэль, — Лаурин, чтобы не дрожать на подкашивающихся ногах, прислонилась к косяку, — ты говоришь об искупительном деянии?
— А после того, что я сотворил, остаётся что-то другое?
Искупительное деяние — это когда оскорблённый решает, жить обидчику или умереть. Здесь либо прощают до конца, от всего сердца, либо обидчик расплачивается за причинённое зло жизнью. Чтобы решиться на искупительное деяние, нужны немалые смелость и благородство, но ещё больше смелости и благородства требуется от того, для кого искупительное деяние совершается. Простить нередко труднее, чем придти с повинной.
Дариэль ждёт ответа. Солгать ему невозможно, не бывает лжи в таких разговорах. Получить прощение действительно легче, чем дать — и в первую очередь себе. Вот тут и нужно искупительное деяние — прежде всего для самого Дариэля. Такова правда. Но одной правды мало. Нужна истина.
— Я знаю, чем обязана Славяну, — ответила Лаурин. — Если бы не он, мы с тобой никогда бы не встретились. Будь на его месте любой другой житель трёхстороннего мира, я сказала бы «только искупительное деяние». Но поскольку речь идёт о Славяне, я говорю «не знаю». Предсказать его поступки и мысли нам с тобой не под силу. Поэтому придётся сначала поговорить. А дальше пусть будет так, как решит он.
Дариэль кивнул. Взгляд у него серьёзный, сосредоточенный. Уши выпрямились, мочки развернулись к Лаурин.
— Я пойду к нему завтра вечером. Мне надо набраться храбрости. Но я пойду.
Он подошёл к Лаурин, крепко обнял и поцеловал.
В дверь постучали — решительно и властно, как никогда не стучат соседи и даже управляющий общежития.
* * *
Молчание затянулось.
— Передумали советоваться? — с интересом посмотрел на вампира человек.
— Не передумал, — решил повелитель и сказал: — Но сначала я хочу отблагодарить вас за прежний совет. И за поддержку.
Он подошёл к рабочему столу и достал из ящика совсем не тот подарок, который планировал раньше. Прежний — электронная записная книжка с Технички, с кучей каких-то интересных, но совершенно непонятных вампиру функций — так и остался лежать на столе, сейчас он был слишком ничтожен. Повелитель положил на столешницу перед Славяном короткую, по ключицам, широкую серебряную цепочку — тонкие как волос проволочки сплетались в «волчий шаг» — сложнейший орнамент, вампирское изобретение, вершину ювелирного искусства, самый мужской из всех мужских узоров.
— Не слишком ли дороговато для благодарности? — спокойно спросил Славян.
— Нет, Вячеслав Андреевич, — в тон ответил повелитель. — Только я могу решать, чем стали для меня ваши совет и поддержка. Я один. И больше никто. Пора повзрослеть, человек, и научиться принимать благодарность такой, какая она есть — без претензий на что-то иное. Или такой, какой её нет — тоже без претензий на что-то иное. Вы очень сильный людь, Вячеслав Андреевич, очень. И можете повлиять почти на всё. Но благодарность — одна из немногих вещей, которая совершенно не зависит от вас — только от других.
Усмешка человека повелителю не понравилась, а в сочетании с ментальной бурей — вдвойне. Ни чёрта не разберёшь, как глубоко в неё не ныряй. Вампир на мгновение прикрыл глаза, от мельтешения самых разнообразных и противоречивых образов закружилась голова.
— Вы правы, повелитель Доминик, но ваша правота годится только для правителя и ходочанина, для вампира и человека. То есть не имеет ни к вам, ни ко мне никакого отношения.
«Эрвин не прав, вслух его понять ничуть не легче», — растерянно подумал повелитель.
— Поясните, — попросил он.
— И совет, и поддержка были предназначены вовсе не вам, Доминику Феррану, повелителю общины Латирисы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172