Не будь в руках пакета, Дариэль решил бы, что незнакомец примерещился.
Долги хелефайи отдают всегда, какими бы они ни были. Но сегодняшняя встреча никакого долга не оставила. Странно. Непонятно. Непостижимо. Незнакомец оказался не благодетелем, а подарком удачи, за который, как известно, не благодарят никогда — удача обидится и отвернётся навеки.
Только и остаётся, что надеяться — судьба подарит ему вторую встречу с незнакомцем. И чем бы не пришлось за неё заплатить, Дариэль согласен на любую цену.
ГЛАВА 1. СЛАВЯН
Фотомодели, осветители, разнорабочие скользили по павильонам и коридорам фотостудии словно тени. Жерар Дюбуа, один из лучших фотохудожников страны, владелец студии и директор крупного типографско-издательского объединения был крепко не в духе.
Хмурый и дождливый октябрьский понедельник — не самое лучшее время размышлять о жизненных неудачах. Особенно если тебе пятьдесят три года, у тебя обширная лысина в окружении реденьких пегих кудряшек и брюхо таких объёмов, что ты не видишь, завязаны ли шнурки на ботинках. И тем более — если у тебя куча денег и славы, тебя окружают прелестные юные девицы, мечтающие о карьере фотомодели и готовые запрыгнуть к тебе в койку по первому свистку.
И всё-таки на две трети жизнь прожита зря. Понял это Дюбуа неделю назад, когда новый электрик пришёл розетку починить. Первое, что он подумал, когда увидел парня: «Если бы ты, придурок, не растратил так бездарно свою молодость, у тебя был бы такой сын». Дюбуа и сам не понимал, чем его привязал Слав, что такого особенного, отличного от других, есть в русском парне.
Двадцать лет. Рыжий. Конопатый. Зеленовато-карие глаза с солнечными искорками. Тощий и мосластый, длинный и нескладный, но движения неожиданно сильные, точные и гибкие.
«Двадцать один год назад я три месяца прожил в России. У меня было множество женщин и на Срединной, и на Технической стороне. И скромные замужние дамы, и весёлые податливые холостячки. День рождения у него пятого сентября. Сроки совпадают. Слав может быть моим сыном. Должен быть моим сыном».
* * *
В учебном павильоне Слав работал с цифровой камерой. Начинающая фотомоделька позировала. Жерар глянул на это безобразие и вздохнул.
— Сотри всю дрянь, что ты понаснимал, и давай заново.
Моделька надула прелестные губки.
— Мсье Дюбуа, сколько можно?
— Сколько нужно, — отрезал Дюбуа. — Если не нравится — ищи другую студию.
— Мсье Дюбуа, — сказал Слав, — я здесь электрик, а не ученик фотографа. В пятом павильоне опять розетка сгорела.
— Найдётся кому чинить и без тебя. Стёр? Начинай.
— Зарплату вы мне платите не за съёмки.
— Теперь за съёмки. Ты сам попробовать согласился, так что не спорь.
— Третий день пробую и толку ноль.
— Быстро только тараканы плодятся. Учись.
Слав послушно защёлкал, губы непроизвольно дёрнулись — почувствовал, что опять сработал плохо. Губы у мальчика выразительные невероятно, малейшее движение выдаёт его полностью.
Лица многих славянских юношей долго сохраняют детскую нежность и чистоту. Но у Слава губы твёрдые, резкие. Именно за это до боли острое противоречие — полудетское веснушчатое лицо и жёсткие взрослые губы — и зацепился взгляд фотохудожника.
«Сын, что же заставило тебя повзрослеть на десять лет раньше срока? Почему каждый год для тебя превратился в два?»
* * *
Славу нравятся осенние дожди. Дюбуа их ненавидит, но отказаться пройтись от студии до парка не смог, утешал себя тем, что дождь не сильный, можно сказать, его вообще нет, так — лёгкая морось.
— Мсье Дюбуа… — начал было Слав.
— Я же просил — Жерар. И на «ты». Мы не в студии. Да и там лишний официоз ни к чему.
— Неудобно как-то…
— Как там у вас говорят: «Неудобно только штаны через голову надевать»?
— И на стенке спать, — ухмыльнулся Слав.
— Слав, а кто твой отец?
— Не знаю. Они с мамой развелись, когда мне трёх лет ещё не было.
— И ты не пытался его найти?
— Зачем искать человека, которому ты не нужен?
— Логично. А мать?
— Она умерла.
— Извини.
— Да ничего. Прошло уже десять лет, так что… И до того болела долго, тяжело… Смерть для неё избавлением стала. Я последние два года маму не видел, она в больнице, я в интернате.
— Что с ней было?
— Рак. Так что к смерти мамы я был готов, а вот к тому, что меня на похороны не привезут — нет.
— Ты так мешал её родственникам? Наследство?
— Да нет… Там и наследства не было. Квартира ведомственная, заводская собственность, отобрать её родня не могла, а старая мебель и пара золотых колечек и серёжки, если мама их к тому времени не продала, названия «наследство» не заслуживают. Обидно, что родственники альбомы с фотографиями выкинули… Так что от прошлой жизни у меня не осталось ничего. — Слав умолк, на губах замерла горчинка. А Дюбуа радовался, что сына не придётся делить с толпой русской родни, и стыдился своей радости.
— Жерар, — спросил Слав пару минут спустя, — а вечером и в дождь можно фотографировать?
— Если очень постараться, то можно. Только зачем?
— А ты посмотри! — Слав показал на ничем не примечательную многоэтажку офисного типа у автозаправки. — Да не на само здание, а на всю улицу. Представь, как это будет выглядеть на снимке, в плоскости.
— Представил.
— Лицо видишь? Ну как на картинке два в одном, когда на одном и том же рисунке и девочка с мячиком, и мордочка котёнка.
— Чёрт побери! — разглядел Жерар. «Господи, парень, почему с таким умением видеть ты так бездарен что с камерой, что с карандашом?»
— Арабская принцесса в прозрачной чадре, — сказал он вслух. — И ты прав, в солнечный день эффект пропадёт, принцессу видно только дождливым вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172