— Нет! — отрубила Кармела. — Я много воевала, но воином не была никогда. И не гожусь в подруги воину. Я не могу стать ни твоей тенью, ни встать с тобой рядом. Первое означает полностью отказаться от себя, а тебе не нужна пустышка, ты не из тех, кто может любить собственное отражение в зеркале. Да и я не хочу отказываться от себя, быть Кармелой-кружевницей мне нравится. Встать рядом тем более невозможно. Мне просто не выстоять, а висеть на тебе обузой я не хочу.
— Но я не воин, Кармела, — уверенно сказал Славян. — И никогда им не буду, сам воинов не люблю.
— Да, — согласилась зомбачка, — воином ты не будешь никогда. Для воина тебя тоже слишком много.
— Когда я сам хотел уйти, — с трудом выговорил Славян, грудь словно сдавило в тисках, всё ещё памятное телу эхо давно невозможных приступов, — ты меня не отпустила. Сказала, что теперь я всегда буду только твоим.
— Я ухватила кусок гораздо больше, чем могу проглотить.
— И решила выплюнуть. Что ж, — поднялся Славян, — так тому и быть. Если ты больше не нужен, навязываться бессмысленно. Вещи я соберу быстро.
Кармела с обречённостью посмотрела ему вслед. Чёрт забери твоё понимание, Иван! Ты не должен, не смеешь меня понимать. Ты ведь можешь взять меня, захватить, полностью вобрать в себя, я и думать не дерзну, что могу жить без тебя. Но ты оставил меня мне. Ты слишком высоко ценишь жизнь, чтобы уничтожать её. Даже такую маленькую и никчёмную, как моя. Источник не может брать, только давать. Но мне не вынести изобилия твоей силы. Я не могу творить миры, не могу превращать ничто в нечто. И я не могу взять твою силу, которую ты черпаешь из ничего, она холодная и бездушная, потому что в ней нет тебя. А ты где-то далеко, словно за стеной. Я говорила с тобой, я наслаждалась твоим телом, но тебя у меня так никогда и не было, к себе ты меня так и не подпустил.
— Иван, — Кармела вошла в спальню. Сердце сжалось — он уже собрал вещи. Как их мало, всего-то рюкзачок, школьники с такими на занятия ходят. Словно нарочно старается не оставить ни в чьей жизни следов.
— Иван, — повторила она, — я ведь не спрашиваю тебя ни о чём, не требую твоих тайн. Я даже не спрашиваю, как тебя на самом деле зовут. Ну почему ты всегда как стеной отгорожен?
— Потому что не знаю, какие чудовища могут за ней прятаться, — сказал он. — Пока не научусь с ними справляться, не приучу собственных драконов, рисковать другими людьми я не могу.
— Один. Ты всегда один. Ты так хорошо умеешь всех понимать, так когда же ты научишься верить тем, кого понимаешь? Иван, я наговорила тебе кучу вздора, я просто струсила, но теперь опять всё в порядке. Иван, я воин, и мне можно доверять спину в бою. Я справлюсь.
Он улыбнулся печально и так умудренно, словно ему не двадцать два года, а двадцать два столетия. Кармеле стало не по себе. Из какой бездны вынырнул этот людь? Что он видел, как сумел вместить в годы века?
— О себе я этого сказать не могу, — ответил Славян. — Я не уверен, что смогу справиться. Кармела, — он посмотрел женщине в глаза, — ты подожди меня немного. Подожди, когда я снова стану целым. У тебя будет дом и сад, я обещаю. Дом тёплый, а сад обильный. Дом и сад для нас, именно такие, как нам нужны. Земля, где мы сможем жить, а не воевать, любить, а не холодеть от ненависти, создавать, а не разрушать. Сад жизни, дом жизни. Так будет, клянусь. Самим собой клянусь.
— Собой — это больше, чем изначалием, — сказала Кармела. — Во всяком случае, если речь идёт о тебе.
Вот теперь все стены исчезли, и её, и его. Рухнули завесы правд, а истина оказалась горькой до слёз.
— Но я не принимаю клятву, — решила зомбачка. — Не хочу тебя связывать. Да и себя. Наше время кончилось, Иван. Мы должны разойтись.
Славян кивнул. Кармела права. Они дали друг другу всё, что могли дать, и взяли друг у друга всё, что могли принять. Их время действительно кончилось, и нужно разойтись сейчас, не отравлять жизнь пустотой.
— Я не умею прощаться, — сказал он. — Лучше просто уйти.
И ушёл.
Кармела рухнула на кровать, вперила взгляд в белёный потолок. Слёз нет, вот досада. Но оно и к лучшему. Всё, что было, не уйдёт, останется с ней. И заполнит холодные тёмные провалы, оставшиеся от Весёлого Двора, войн, полужизни здесь, на Мадагаскаре. Кармела смогла стать целой, завершить себя. Теперь и жизнь сделать можно. Зомбачка встала, вышла на террасу, села за плетельный станок, взяла коклюши. Самое время начинать новый узор.
* * *
Славян шёл к деревне Корзинка. Комнату можно снять у корзинщика Мануэля. И от причала недалеко, и от тренировочной площадки. Зомбачья система боевой подготовки Славяну нравилась, главный упор тут делается на самоконтроль, трансформация давно бы свела зомбаков с ума, не умей они так виртуозно управлять собой — и разумом, и телом, и чувствами. Именно то, что сейчас нужно.
На полдороге он свернул к морю, бросил на песок рюкзак, постоял у линии прибоя. Хотелось заплыть подальше, к Одинокому островку, забиться поглубже в его крохотные джунгли и выть так, как не способен ни один зверь — только людь, у которого умирает душа. В стотысячный раз умирает, чтобы возродиться опять — для новой смерти. Глупо, если разобраться. Ничего особенного не произошло, всего лишь очередная разлука в богатой на потери жизни. Пора бы привыкнуть. Тем более, что Кармела права, расстаться действительно необходимо — ещё немного, и они бы друг друга возненавидели. В лекарстве нуждаются больные, а для здоровых оно становится ядом. Кармела исцелилась, у Славяна затянулись самые глубокие из ран, а ради мелочи целителя не зовут. Само зарастёт.
Но чувствам никакого дела до рассудочных выкладок нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172