ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Истинный воин. Деревенские вскочили на ноги, склонили головы. Рыцарь прошёл к барной стойке, потребовал двойное виски. Кабатчица, миловидная кареглазая рыжулька с натянутой приветливостью улыбнулась, поставила перед ним стакан. Рыцарь небрежным жестом дозволил деревенщине сесть.
И заметил тощего конопатого рыбака, который при его появлении мало того, что сидеть осмелился, так ещё и как выбирал ломтиком хлеба подлив, так и выбирает, как жрал, так и жрёт. Но вставать, чтобы поучить плебея вежливости, к исходу жаркого дня не хотелось. Рыцарь взял ещё виски. Сидел, поигрывал форменным хлыстиком.
Славян выскреб вкуснющий подлив и попросил у кабатчицы чай с печеньем. Чай здесь заваривали с пряными добавками, ароматный, с лёгкой горчинкой. Со сладким печеньем получался очень приятный контраст.
— Сейчас принесу, — улыбнулась официантка, племянница кабатчицы, похожая на тётушку как слегка помолодевшее отражение в зеркале. Девушка забрала грязную посуду.
На кухню идти пришлось мимо рыцаря, и парень хлопнул её по попке.
Кристиана возмущённо вскрикнула, местные себе такого никогда не позволяли. Рыцаря испуг насмешил, он схватил официантку за руку, притянул, поцеловал.
— Не смейте, — тихо сказала она, — я порядочная девушка.
Рыцарь опять рассмеялся, поцеловал ещё раз, провёл ладонью по бедру от колена до самой талии и отпустил. Кристиана убежала в кухню, на глазах сверкали слёзы, — девичьей добродетели в деревне значение придавали огромное, и прикоснуться к девушке или чужой женщине для деревенских немыслимо. Осмелься тронуть официантку рыбак или корзинщик — из кабака вышвырнули бы пинками, но перечить Ястребу никто не решился. Рыцарь смерил деревенщину презрительным взглядом, самодовольно усмехнулся.
Не будь этой невыносимо наглой, упоённой собственным скотством улыбки, Славян бы сдержался, — привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Но улыбка пьяного не столько от виски, сколько от собственной безнаказанности рыцаря, его дурной кураж взбесили.
— Эй, старлей, — сказал Славян, — не хами.
В первое мгновение рыцарь даже не понял, что обращаются к нему. Потом сообразил.
— Ты, — велел он рыбаку, — иди сюда.
— Тебе надо, ты и иди, — равнодушно ответил рыбак.
От неожиданности рыцарь выругался по-казарменному.
— Если я подойду, тебя в ящик будут складывать по кускам.
— Возможен и обратный вариант, — всё с тем же безразличием ответил рыбак.
— Чего? — изумился плебейской наглости рыцарь.
— Противника недооценивает глупец, — процитировал «Слово о поединке» рыбак, — затевает драки невежа, задирает слабейшего трус. Каким из трёх имён назвать тебя, любитель кабацких потасовок? Назову всеми тремя сразу.
Чтобы рыбак читал воинские трактаты, да ещё цитировать мог — да мир рехнулся! Плебеи в конец обнаглели.
— Ну всё, козёл пистонный… — начал было рыцарь.
— Странное имя, — задумчиво сказал рыбак и повторил, словно пробовал каждый звук на вкус: — Козёл Пистонный. Эт'где ж тебя таким имечком снабдили?
Тратить время на дальнейшие дискуссии рыцарь не стал, к зарвавшемуся плебею подскочил в один прыжок, замахнулся хлыстом…
…и с диким, рвущим глотку воем рухнул на дощатый пол. Перепуганное внезапной нестерпимой болью тело сотрясла судорога. Рыбак встал из-за стола, пинком поднял рыцаря на ноги. У Ястреба по спине пробежали колючие мурашки: так наказуемых поднимать умеют только палачи, фирменный приём.
— Ну и как тебе нравится слабость? — спросил Славян. — Как тебе нравится беззащитность? — он опять ткнул рыцаря большим, указательным и средним пальцами в нервные узлы. «Треугольник боли» в Весёлом Дворе охотно использовали и на палаческой разминке, готовя материал к основной пытке, и на тренировочных площадках, вразумляя нерадивых курсантов.
Теперь Славян дождался, когда болевой шок у рыцаря пройдёт сам.
— Кристиане ты причинил то же самое, — сказал он. — Те же самые страх, боль и унижение. Тебе понравилось? Поднимайся!
Дрожащий, мертвенно бледный от пережитой боли рыцарь поднялся. Ноги едва держат, дышит судорожно, со всхлипами. Словно корзинщик, а не орденской воин. Славян удивился: неужели Ястребы не обучают своих бойцов выстраивать болевой барьер? Или такое умение только для спецподразделений?
— Всё понял? — спросил его Славян.
— Да, досточтимый. Я виноват в нарушении рыцарского устава, досточтимый.
От страха рыцаря трясло сильнее, чем от свежепережитой боли. Рыбаку он безразличен! Странный воин, который зачем-то сидит в рыбацкой деревне, не получает никакого удовольствия ни от мучительства, ни от торжества собственной силы. Глаза скучающие и равнодушные, словно занят малоприятным, нудным, но нужным делом — забор красит или в хлеву убирает. С таким же равнодушием и убьёт. Видит в нём не человека, а нечто неодушевлённое, материал. Такого ужаса рыцарь не испытывал никогда. Пусть будет все что угодно — горечь ненависти, лед презрения, пламя ярости, но только не пустота. Не эта белая стена.
Пусть убьёт, но как людя, как врага. Убьёт, а не выкинет из жизни как завалявшуюся бумажку из кармана.
— Надо извиниться, — сказал Славян.
— Простите, досточтимый, — рыцарь сложил ладони лодочкой, поклонился почтительно и низко, как самому магистру. — Я виновен и мне нет оправданий. Простите.
— Не у меня, — остановил Славян. — У девушки, которую ты оскорбил. Кристя! — окликнул он. — Иди сюда. Рыцарь изволил осознать недопустимость своего поведения и хочет извиниться.
Кристиана вышла в зал. Рыцарь подошёл к ней, принёс самые почтительные извинения по всем правилам орденского этикета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
И заметил тощего конопатого рыбака, который при его появлении мало того, что сидеть осмелился, так ещё и как выбирал ломтиком хлеба подлив, так и выбирает, как жрал, так и жрёт. Но вставать, чтобы поучить плебея вежливости, к исходу жаркого дня не хотелось. Рыцарь взял ещё виски. Сидел, поигрывал форменным хлыстиком.
Славян выскреб вкуснющий подлив и попросил у кабатчицы чай с печеньем. Чай здесь заваривали с пряными добавками, ароматный, с лёгкой горчинкой. Со сладким печеньем получался очень приятный контраст.
— Сейчас принесу, — улыбнулась официантка, племянница кабатчицы, похожая на тётушку как слегка помолодевшее отражение в зеркале. Девушка забрала грязную посуду.
На кухню идти пришлось мимо рыцаря, и парень хлопнул её по попке.
Кристиана возмущённо вскрикнула, местные себе такого никогда не позволяли. Рыцаря испуг насмешил, он схватил официантку за руку, притянул, поцеловал.
— Не смейте, — тихо сказала она, — я порядочная девушка.
Рыцарь опять рассмеялся, поцеловал ещё раз, провёл ладонью по бедру от колена до самой талии и отпустил. Кристиана убежала в кухню, на глазах сверкали слёзы, — девичьей добродетели в деревне значение придавали огромное, и прикоснуться к девушке или чужой женщине для деревенских немыслимо. Осмелься тронуть официантку рыбак или корзинщик — из кабака вышвырнули бы пинками, но перечить Ястребу никто не решился. Рыцарь смерил деревенщину презрительным взглядом, самодовольно усмехнулся.
Не будь этой невыносимо наглой, упоённой собственным скотством улыбки, Славян бы сдержался, — привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Но улыбка пьяного не столько от виски, сколько от собственной безнаказанности рыцаря, его дурной кураж взбесили.
— Эй, старлей, — сказал Славян, — не хами.
В первое мгновение рыцарь даже не понял, что обращаются к нему. Потом сообразил.
— Ты, — велел он рыбаку, — иди сюда.
— Тебе надо, ты и иди, — равнодушно ответил рыбак.
От неожиданности рыцарь выругался по-казарменному.
— Если я подойду, тебя в ящик будут складывать по кускам.
— Возможен и обратный вариант, — всё с тем же безразличием ответил рыбак.
— Чего? — изумился плебейской наглости рыцарь.
— Противника недооценивает глупец, — процитировал «Слово о поединке» рыбак, — затевает драки невежа, задирает слабейшего трус. Каким из трёх имён назвать тебя, любитель кабацких потасовок? Назову всеми тремя сразу.
Чтобы рыбак читал воинские трактаты, да ещё цитировать мог — да мир рехнулся! Плебеи в конец обнаглели.
— Ну всё, козёл пистонный… — начал было рыцарь.
— Странное имя, — задумчиво сказал рыбак и повторил, словно пробовал каждый звук на вкус: — Козёл Пистонный. Эт'где ж тебя таким имечком снабдили?
Тратить время на дальнейшие дискуссии рыцарь не стал, к зарвавшемуся плебею подскочил в один прыжок, замахнулся хлыстом…
…и с диким, рвущим глотку воем рухнул на дощатый пол. Перепуганное внезапной нестерпимой болью тело сотрясла судорога. Рыбак встал из-за стола, пинком поднял рыцаря на ноги. У Ястреба по спине пробежали колючие мурашки: так наказуемых поднимать умеют только палачи, фирменный приём.
— Ну и как тебе нравится слабость? — спросил Славян. — Как тебе нравится беззащитность? — он опять ткнул рыцаря большим, указательным и средним пальцами в нервные узлы. «Треугольник боли» в Весёлом Дворе охотно использовали и на палаческой разминке, готовя материал к основной пытке, и на тренировочных площадках, вразумляя нерадивых курсантов.
Теперь Славян дождался, когда болевой шок у рыцаря пройдёт сам.
— Кристиане ты причинил то же самое, — сказал он. — Те же самые страх, боль и унижение. Тебе понравилось? Поднимайся!
Дрожащий, мертвенно бледный от пережитой боли рыцарь поднялся. Ноги едва держат, дышит судорожно, со всхлипами. Словно корзинщик, а не орденской воин. Славян удивился: неужели Ястребы не обучают своих бойцов выстраивать болевой барьер? Или такое умение только для спецподразделений?
— Всё понял? — спросил его Славян.
— Да, досточтимый. Я виноват в нарушении рыцарского устава, досточтимый.
От страха рыцаря трясло сильнее, чем от свежепережитой боли. Рыбаку он безразличен! Странный воин, который зачем-то сидит в рыбацкой деревне, не получает никакого удовольствия ни от мучительства, ни от торжества собственной силы. Глаза скучающие и равнодушные, словно занят малоприятным, нудным, но нужным делом — забор красит или в хлеву убирает. С таким же равнодушием и убьёт. Видит в нём не человека, а нечто неодушевлённое, материал. Такого ужаса рыцарь не испытывал никогда. Пусть будет все что угодно — горечь ненависти, лед презрения, пламя ярости, но только не пустота. Не эта белая стена.
Пусть убьёт, но как людя, как врага. Убьёт, а не выкинет из жизни как завалявшуюся бумажку из кармана.
— Надо извиниться, — сказал Славян.
— Простите, досточтимый, — рыцарь сложил ладони лодочкой, поклонился почтительно и низко, как самому магистру. — Я виновен и мне нет оправданий. Простите.
— Не у меня, — остановил Славян. — У девушки, которую ты оскорбил. Кристя! — окликнул он. — Иди сюда. Рыцарь изволил осознать недопустимость своего поведения и хочет извиниться.
Кристиана вышла в зал. Рыцарь подошёл к ней, принёс самые почтительные извинения по всем правилам орденского этикета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172