Вкус европейской стряпни оказался непривычным, но приятным.
Вскоре Хакиму потребовалось удовлетворить определённую послеобеденную надобность. Славян кивнул на высокие кусты. Справлять нужду прямо на землю в столь райском месте Хакиму претило, но с природой не поспоришь, и за кусты он пошёл. Там оказалась особая кабинка, ничуть не хуже потребностной комнаты для слуг в крепости. «Странно, — сказал Славян, посетив то же строение, — в нужнике дырка вместо унитаза. Прямо не долина, а колхоз «Двадцать лет без урожая"».
Спать легли на широких удобных скамейках в изящной беседке, и покой их не потревожили ни мухи, ни москиты, ни прочие мерзопакостные порождения шайтана. В долине вредных насекомых вообще не водилось, а вот бабочек — в изобилии: больших и маленьких, пёстрых и одноцветных. Одна, самая любопытная, даже села Хакиму на плечо. Пока прекрасная летунья чистила усики, бедуин не то что пошевелиться, вздохнуть лишний раз боялся.
А Славяну всё что-то не нравилось.
— Ну и сколько нам ещё загорать и пикниками развлекаться? — раздражённо спросил он. — Сутки уже сидим.
— Ты же сам сказал, — удивился Хаким, — если мы пришли незваными гостями, должны ждать, пока хозяева убедятся, что мы не желаем им зла, и сами к нам подойдут.
— Или выкинут из долины, если морды наши не глянутся.
— Их право, — ответил Хаким.
— Само собой. Только что-то они не спешат им воспользоваться. Все хелефайи малость параноики, на собственной безопасности чуток сдвинуты, но не до такой же степени.
— Может, у них праздник какой, или траур, не до нас.
— Хаким, у хелефайев две глубокие и пламенные страсти: парное молоко и свежие сплетни. Даже если долина лишилась обоих владык сразу, даже если идёт война, всё равно патрульная четвёрка пограничников с командиром должна была ещё вчера прибежать на поляну и устроить нам долгий сеанс игры в «Что? Где? Когда?».
— А может, долина не хелефайская, а гоблинская или гномья.
— Яблони, Хаким. Священное дерево хелефайев — яблоня, гномов — облепиха, вампиров — груша, гоблинов — черешня.
— А персиков у них нет? — по-детски разочаровался Хаким.
— Полно. Только не вокруг поляны ожиданий, а в садах, как личных, так и городских. К тому же беседка, скамейки и нужник из иллинара, пусть и кустарной выделки. Нет, Хаким, долина именно хелефайская, только странная какая-то. — Славян хмуро огляделся. — Никак не пойму, что в ней не так. Причём «не так» — очень серьёзное.
— Это из-за меня, господин, — тихо ответил Хаким.
— Что?! — только и выговорил Славян. От удивления даже на «господина» обидеться забыл.
— Я ведь палач, — Хаким с отчаянием посмотрел на Славяна, — самая презренная тварь из всех презренных тварей. Это из-за меня долина не хочет принять даже тебя, принца Нитриена.
— У хелефайев принцев не бывает, — машинально поправил Славян. — Хаким, что за вздор ты городишь? Да кому какое дело, чем ты в крепости занимался!
— Я причинял людям страдания и боль, — твёрдо ответил Хаким, — моя душа проклята навеки. Мне не место здесь, в благословенном краю.
— Приехали, — только и сказал Славян. — Хаким, ты же не сам пошёл в истязатели, тебя Соколы заставили. И как только появилась возможность, ты сбежал. Хаким, ты ни в чём не виноват.
— Нет, господин. Палачу не место среди благословенных. Отведи меня обратно в пустыню. Тогда долина примет тебя. А за меня не бойся, я сын этой земли, и моя мать не причинит мне обиды.
— В пустыню всегда успеешь, не улетит.
— Славян, — тихо сказал Хаким, — эльфы — величайший, наимудрейший, вседобрый народ. Любимейшие и благословенные дети аллаха. Перворождённые никогда не допустят к своей чистоте проклятого навеки грешника.
— Чивойсь?! — пискнул сквозь внезапную немоту долинник Нитриена. Перевёл дыхание и обрёл способность к членораздельной речи: — Какой-такой народ? Хаким, ты что, белену тишком зажевал? Где ты набрался такой чуши?
— Но…
— Не нокай, я тебе не конь! Хаким, хелефайи, они же эльфы — такие же люди, как и мы с тобой. Разве что уши острые, глаза на полморды и спеси вагон. А так ничего, нормальные ребята.
— Славян…
— Нет, принц персидский! — рявкнул Славян. — Что вам всем так хочется перед кем-нибудь обязательно на брюхе поползать?! Перед богами, Соколами, Ястребами, богатым соседом… Перед хелефайями… Ты Виалдинга вспомни, вот из кого величайшесть, наимудрейшесть и вседобрейшесть фонтаном прут!
— Он вышвырок, господин.
— Ещё раз назовёшь господином — дам в ухо, — предупредил Славян. — Сколько можно друга оскорблять? За что, кстати, его изгнали?
— За кровосмешение. По-учёному — инцест. С ним одна хелефайна соединила кровь. Сестра по крови больше, чем сестра по рождению, — с глубоким убеждением сказал Хаким, — там люди сами не выбирают, а при кровосоединении — выбирают. Поэтому родство по рождению остаётся только на одно земное воплощение, а по крови — навечно, и в жизни, и в посмертии, и во всех воплощениях. На одном из праздников девушку избрали королевой бала. Она была так прекрасна, что многие мужчины долины желали её. Возжелал и этот сын осла и жабы. Он дал сестре дурманного зелья в вине и, когда она уснула, овладел ею. На утро девушка пришла к владыкам и потребовала найти насильника. Виалдинга нашли и изгнали в тот же день.
— А девушка? — спросил Славян.
— Её тоже. Ведь это нарушение самого строгого из всех тарго.
— И ты говоришь о доброте и мудрости?! — заорал Славян. — Её-то за что?! Она — жертва, скверны на ней не было и нет!
— Но… Да. — Хаким немного помолчал и сказал: — Славян, этот плевок шайтана как-то спьяну проболтался, что его бывшую сестру забрали в какую-то другую долину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172