Они не смогут, а Джакомо в полной мере разделит все их муки. Нет, Хорса, в его жизни и так было слишком много боли.
— В таком случае, — отрезала я, — ради Джакомо им придётся придумать себе новую цель и новую идею. Не беспокойся, они сумеют.
Миденвен покачал головой.
— Ты с такой лёгкостью разбиваешь мир, в котором люди жили до встречи с тобой.
— Это не я, а сила обстоятельств, порождённая естественным ходом событий.
— Нет, — твёрдо ответил Миденвен. — Ты. Сила обстоятельств, порождённая естественным ходом событий — это землетрясение или цунами. Бездумная и безвольная стихия. Но ты — людя, и все твои поступки сознательные. Не знаю, насколько ты права в своей разрушительной деятельности, вполне возможно, что ломаешь действительно злое и скверное. Но если сносят старые грязные хибары, то взамен обязательно строят новые дома — крепкие и чистые. Иначе это будет не реформа, а преступление. Если ты отнимаешь у людей один мир, взамен обязана дать другой. Слышишь, Нина, — обязана. Эти люди не просили тебя перекраивать их жизнь.
— Мою жизнь тоже то и дело перекраивали, меня не спрашивая!
— И ты трусливо решила отмстить за это неповинным, не осмеливаясь требовать ответа у истинных виновников? — спросил Миденвен.
— Нет. Но я не знаю, что могу дать взамен разрушенного.
— Придумывай. Ничего другого тебе не остаётся, как придумать новый мир и убедить людей его построить. И очень постараться, чтобы он был получше разрушенного.
Миденвен ушёл. Я крепко выругалась. От его правоты было и обидно, и страшно. К тому же припомнился Дьятра. Верховный нунций Альянса говорил то же самое.
Пять минут спустя Миденвен вернулся.
— Ты на меня сердишься? — спросил он. — За всё… За то, что я сказал тогда в парке и после…
— Нет. Ты прав, хотя и обидно, конечно.
— Лучше бы ты сердилась, — сказал Миденвен.
Я не ответила. Пустые слова одинаково не нужны нам обоим.
Миденвен принялся теребить прядь волос.
— Я боюсь.
— Чего именно? Или кого?
— Не знаю… Нина, все лайто обладают даром предвидения. Надвигается что-то… неотвратимое. Что-то страшное… Я боюсь даже сегодняшнего вечера.
— Дейлирин, может быть, перестанешь мямлить, и расскажешь, что у тебя действительно случилось? — спросила я по-русски.
— Ничего, — ответил он. — Правда ничего. Но скоро случится. Через два года.
— Не поняла.
— Закончится срок отлучения, — пояснил Миденвен. — Мы станем неподвластны Альянсу и Лиге, вернёмся к нашим Сотворителям.
Он вскочил со стула, но метаться по тесной комнате не получилось, Миденвен опять сел. Уши у него обвисли, кончики резко и неровно подрагивали, мочки съёжились.
— Раньше я считал дни до Прощения. Как и мы все. А теперь жду его приближения с ужасом. Как и очень многие из нас. Ведь если мы вновь станем наиближайшими учениками Всесовершеннейших, нам придётся расстаться с друзьями из… низших каст как с… недостойными внимания Дивного Народа. Я потеряю Джакомо, его отца, Ильдана и Люсю, Тлейгу, Арзена, Рижину. Это слишком много, Хорса. Расстаться даже с одним из них всё равно, что отрубить себе руку. А со всеми… Нет, невозможно. Такое не под силу выдержать никому.
— Расставаться не обязательно, — сказала я. — Разрывать с тобой дружбу не станет никто до тех пор, пока ты не сделаешь это сам. Твои друзья любят тебя не меньше, чем ты их. Предрешатели вам не помешают.
— Нина, ну как же ты не понимаешь! — простонал Миденвен. — Я не смогу сохранить эти узы. Всё разрушится. А я стану предателем.
— Хелефайям что, запретят покидать долины?
— Нет. Запретят контакты с… людьми малоценными.
— И что с тобой будет, если ты нарушишь приказ? — спросила я.
— Ничего. — Миденвен встал, отвернулся. — Хорса, я не смогу его нарушить. Не получится. Мне не хватит сил сказать «нет».
— Ты пока и не пробовал, чтобы делать такие выводы.
Миденвен резко обернулся, посмотрел на меня.
— Легко тебе говорить, начертательница.
Он вздохнул, уши было приподнялись и опять обвисли. Он шагнул к окну, прижался лбом к стеклу.
— Нина, внедолинные узы появились не только у меня и моего отца. Прочные связи с… инородцами есть у многих Перворождённых. Сотворители, наказывая нас, отмерили слишком долгий срок отлучения. Мы успели забыть собственную избранность и вошли равными в обычный мир. И стали намного богаче и счастливее, чем до отлучения, потому что обрели истинную благодать. Это дружеские и любовные узы. Нет и не может быть ничего драгоценнее их. Но скоро всё разрушится. Мы все станем предателями. Будет Перламутровый Зал, Хорса. И очень много ануны, гораздо больше, чем сейчас. Откроется Радужный Путь. В честь Прощения пройти по нему смогут очень многие, а не только владыки и лучшие мастера, как было раньше. Сияние Надмирья Пречистого заставит позабыть прошлое, выжжет из сердца и памяти все узы. Противостоять этой власти ни у кого из нас не хватит сил. На предательство мы обречены.
Я подошла, тронула его за плечо. Миденвен обернулся.
— Как ты думаешь, — спросила я, — Элунэль тоже поддастся дурманному волшебству Предрешателей?
— Нет, — твёрдо ответил Миденвен. — Никогда. Его защитит ненависть. Он слишком сильно ненавидит тех, кто погубил его побратимов, чтобы поддаться дурману Надмирья, как бы силён он ни был.
— А тебя защитит любовь, — сказала я. — Она гораздо сильнее ненависти. Ты ведь любишь своих друзей, они любят тебя. Даже самые крепкие чары бессильны против такой брони. Любовь — надёжнейший из оберегов.
Я сжала ему плечо, заглянула в глаза.
— Они будут там вместе с тобой, Дейлерин, в твоём сердце. И с твоим отцом. Все вместе вы сумеете справиться с любым мороком и дурманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161