Потом вгляделся в надвигающийся снизу из долины туман и продолжил. — «И весь мир — моя галлюцинация. Выдумка мерцающего божества».
Он облизнулся и принялся деловито обсасывать косточки лемминга, ворча о недостатках белкового питания. Я с ужасом наблюдал за ним. Он почувствовал мой взгляд и осклабился.
«Твое время еще не пришло — подмигнул мне карлик, и быстро подошел к изуродованной ноге. — Аджа
Экапад
— сводный брат Шивы, одноногий козел, похожий на молнию, однажды мне сказал — не бойся драконов. Их можно победить, они глупы, надменны и пугливы. Опасайся тех, кто носит их в голове. Даже он не ведал, как убить человека, в котором живет дракон».
Я ответил, что очень просто — надо дать ему истечь кровью посреди выжженного плато. Или оставить умирать от холода и голода без надежды на то, что хоть кто-нибудь придет на помощь. И если учесть, что осколок в моей ноге находится около артерии, то даже Время не сможет меня излечить.
Хрон
, выругался, что-то прошептал и с усилием выдрал железку, величиной с палец, из ноги. Тут же хлынула кровь, забрызгав поросшие мхом камни. Мне стало дурно, и перед глазами залетали белые мушки. Только через некоторое время я понял, что это снег. Метель сменила туман на снежный заряд. Я уже с трудом различал карлика, который колдовал над моей ногой. Его силуэт стал медленно удаляться, а тело мое все росло и росло, пока не заполнило собой половину мира, но как мне показалось перед забытьем, это мое сознание проваливалось в глубокую кроличью нору. Я застонал и заскреб от раскаленных игл боли по земле и мне опять попался под руку выщербленный камень моего дракона, который я выронил, потеряв силы. Я пытался бросить его в маленького инквизитора, но не мог. Мир запорошило ледяной крупой. Днем наступила ночь.
***
— Что-то ты, как барышня, всякий раз в обморок грохаешься?
Хрон
сидел на корточках и пытался приладить камень с заключенным в него драконом мне на грудь. Камень, словно раскаленный уголь, обжигал меня даже сквозь две куртки. Я непроизвольно опять скинул его на землю.
— Вот ведь шалопай какой, ты пойми, сейчас тебя может спасти только чудо или твой дракон. Не буду же я с тобой вечно нянькаться! — Хрон
встал и, замерцав, исчез.
Камень быстро пульсировал, постепенно входя в резонанс с биением моего сердца. Замедляя стремительный стук, отдававшийся эхом в висках, сердце екнуло и начало биться ровнее.
Я полежал еще немного, прислушиваясь к ощущениям, и все никак не мог понять, жив я или мертв. Организм сопротивлялся дракону, который вливал в него жизненную силу и постепенно накачивал ненавистью и злобой. На мои вопросы дракон не отвечал. Сознание, жившее, как мне казалось, отдельно от тела, отчаянно боролось за выживание. Битва с драконом, который собирался полностью поработить меня, пока я беспомощен, была жестока. Наблюдая за этим безобразием из подсознания, моя душа радовалась каждому удачному выпаду сознания и огорчалась, когда дракон брал верх. Так, выдерживая на своей территории бои местного значения, я провалялся до вечера.
Когда невидимое сквозь пелену облаков солнце закатилось за горную гряду, я понял, что буду жить. Правда, стану драконом-человеком, как полковник. Ну что же. Подсознание у меня обширное. В нем много уютных уголков, где журчат ручьи и цветут на террасах, поднимающихся к вершинам холмов, целебные травы. Если дракону будет угодно, то он позовет меня. А я устал. Ужас и страх войны, да и вся моя жизнь среди людей были для меня нескончаемой пыткой. И, наверное, впервые за последние двадцать лет, я испытал приступ счастья. Я бегал по лугам подсознания, купался в чистых озерах моих размышлений, и мне не было дела до окружающего эту бренную оболочку мира. Да пусть хоть все провалится в тартарары, мне не будет ни холодно, ни жарко. Желанное одиночество, рай для истерзанной драконом и людьми души, подарило мне счастье.
***
Если кто-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь видел благодарного дракона, то он может считать, что прожил жизнь не зря, и ему крупно повезло. Дракон, полностью овладев моим телом, начал действовать. Наверное, только люди могут страдать и находить в этом источник радости и вдохновения. У драконов — во все времена — первоисточником и движителем была месть.
Дракон в первую голову дал себе клятву, что он разрушит этот ненавистный мир и расквитается с врагами в шрастре
. Я полюбопытствовал, как ему это удастся сделать, но он проигнорировал вопрос и, как и было им давным-давно обещано, утопил меня в омуте не пролившихся слез. Пуская пузыри, я барахтался в соленой воде и мечтал о пляже с золотым песком, освещенным низким закатным солнцем. Но моей реальностью были лишь болотистые берега и осока, режущая в кровь мою душу.
Выбравшись кое-как на берег, я увидел карлика. Вытрясая воду из ушей, я не заметил, как он исчез, не сказав ни слова. Пусть. Мне не нужен собеседник. Мне нужен могущественный бог, а не жалкое мерцающее божество, по воле которого я оказался пленником у самого себя.
Высохнув под солнцем вчерашнего дня, я направился к пещере в дальних горах, которую прибрал и проветрил, но все равно в ней сохранилось драконье зловоние. Никогда бы не подумал, что драконы, поселившиеся в наших душах, могут так вонять. Камушки драконьих воспоминаний о жизни в шрастре
я перенес в отдельную пещеру, и они лежали там, все больше тускнея без света и вешних дождей.
Когда мне было нечем заняться, я забирался в эту келью и аккуратно, чтобы не запачкаться ненавистью, которая толстым слоем покрывала драконьи воспоминания, перебирал их, отыскивая хоть крупицу светлого в этой груде хлама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31