Он говорил: «Вы есть будущее. Вы будете все решать. В один прекрасный день старики исчезнут с горизонта».
Хенрик зло усмехнулся: с его горизонта давно все исчезли, но решают за него по-прежнему другие.
– Эй, бандиты! Держите! – Размахнувшись, он отбросил далеко в сторону несколько мелких монет.
Под шум яростной схватки он юркнул в проходной подъезд и направился в свое временное жилище.
10
С улицы на улицу, через извилистый переулок Вокаса, мимо подозрительных старух, пьяных калек, продавцов дури, редких прохожих в бедной одежде, безучастных беженцев, минуя переполненные мусорные баки, вокруг которых роились тучи мух; после во двор четырехэтажного дома без номера в тупике на улице Мату, где он снял комнатку. У входа ему повстречался старик-хозяин – лениво шевеля руками, он прилаживал вырванный с корнем дверной замок.
– Как думаете, сеньор, будет война? – спросил старик, разгибаясь. От него разило чесноком.
– С чего это вы вздумали спросить об этом?
Старик неопределенно дернул плечом:
– Мне показалось, с вами можно перекинуться словом, сеньор.
– По-вашему, сейчас не война?
– Так-то оно так, но ультиматум…
– Какой еще ультиматум?
Старик, похоже, обрадовался возможности проявить осведомленность:
– Да ведь по всем каналам одно и то же – боши объявили ультиматум: выдать главарей «тигров». Кто ж их видел, главарей? Альянс готовится сматывать удочки. Все, у кого денежки водятся, тоже засобирались. В аэропорту паника – за билеты дерутся. А куда бежать-то? Как думаете, бомбить будут?
Хенрику стало любопытно.
– А что еще передают?
Хозяин робко улыбнулся:
– Говорят, этот герцогский племянник чуть ли не святой.
– Племянник?
– Ну этот, которого убили. Офицер ихний. Из-за которого весь сыр-бор.
Хенрик сплюнул: одним выродком меньше.
– Туда ему и дорога, – равнодушно произнес он.
– Народные театры на свои деньги ремонтировал. Врут, поди. Как думаете?
Хенрик переложил пакет в другую руку. Внимательно осмотрелся, стараясь не поворачивать головы.
– Это который офицер? – спросил он. – Генерал?
– Да нет, полковник этот, которого вчера застрелили. Забыл фамилию.
Хенрику вспомнилась важная осанка немца, спускающегося под руку с девушкой. Категория «для господ старших офицеров». Детей любил? Ну-ну. Вот только девку зря зацепил. Красивая, сучка. И умная. Такие не болтают. Понимают, что к чему.
– Не верьте вы этой брехне, папаша, – посоветовал он.
– Я в тридцать четвертом войну видел, – поделился старик. – Не дай бог снова. Только бы город не бомбили. Так-то они – люди как люди. Разве что форма другая.
– Кто?
– Боши, кто ж еще. И по счетам платят. Только когда бомбят – ничего не разбирают. Глаз у них, что ли, нету?
Старик сокрушенно покачал головой.
Рыжий пушистый шарик выкатился из подъезда и завилял хвостом, тычась в ноги, преданно заглядывая в глаза. Человеческая тоска в блестящих черных пуговках совершенно не сочеталась с его игривым поведением. Хенрик бросил ему кусок холодного пирога. Переваливаясь с боку на бок, щенок поволок добычу в заросли полыни и лопухов, образовавшиеся на месте бывшего газона; убедившись, что ему ничего не угрожает, умостил кусок между лапами и с наслаждением сунул в него мокрый нос.
– Ваша собака?
– Что? Нет, это приблудный. Наверное, жильцы забыли. Сейчас такая мода, натешатся – и вон. Живая душа. Забирайте. Все равно только гадит.
– Покормите его. Вот, держите. – Хенрик сунул старику купюру в десять реалов.
Старик постоял, слушая, как затихают шаги постояльца. И только когда наверху хлопнула дверь, сказал с неожиданной злостью:
– Детей бы кто накормил. Сволочь.
11
Уличное освещение не работало. На небе ни облачка: звездные россыпи заливали дома красноватыми переливами, стекла отражали серебро. По ночам мрачные улицы преображались. В призрачном свете заросли чертополоха виделись неведомыми цветами, тротуары отсвечивали розовым. Все вокруг казалось нарисованным. Даже раскаты канонады не могли разрушить очарование ночи: Хенрик любил свет звезд, любил темноту, любил связанное с ней одиночество. Иногда во сне он видел, как идет по пустой улице, проходит квартал за кварталом, шаги гулко отдаются от стен, и в целом городе не найти ни одного человека.
Хенрик дремал, не раздеваясь, лежа поверх грубого одеяла. Раздеться? Еще чего! Стоило только представить, что вытворяли на этом белье десятки постояльцев до него, и желание поспать по-человечески сразу испарялось. Грязная комната кишела насекомыми. Хорошо хоть не было клопов. Клопов и прочих кровососов Хенрик не переносил. Он вообще был чистоплотен, без этого в джунглях не выжить, нет. «Проводя жизнь в свинских условиях, необязательно самому становиться свиньей», – когда-то вколачивал в курсантов старший инструктор Лутц.
Затявкал щенок. Удивительно, как устроен этот дом: наружные стены, наверное, выдержат прямое попадание гаубичного снаряда, а двери и внутренние перегородки словно из бумаги сделаны – слышен каждый вздох на лестнице. Этот дом никогда не спит. В таких кварталах люди злы оттого, что половина из них не может отдохнуть как следует. Топот и смех в парадном, грохот сдвигаемой мебели над головой, музыка, шум драк, семейные скандалы, выстрелы – и так до самого утра.
Внизу заколотили в дверь. Донеслись слабые голоса. Щенок вновь залился своим игрушечным лаем. Хенрик напряг слух, выделяя новые звуки из какофонии ночной жизни. Этот чип – отличная штука. Временами благодаря имплантантам Хенрик ощущал себя едва ли не суперменом. Иногда чувство превосходства рождало странное мстительное удовлетворение – он словно поднимался над никчемными людишками, наводнившими этот мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20