Юлик всегда говорит, что на полчаса, а сам два часа спит на стуле, потом говорит два часа, и уходит искать попутку, чтобы к утру быть на месте. Иногда его утром проверяют, на месте или нет, и он всегда спешит. Он работает в школе, но не учителем, а слесарем, он все умеет, смеется, вот теперь я свободный человек, только бы еще к вам пускали. А ты, Сема, осторожней будь, докторов теперь не любят, может, тебе тоже в слесари податься?
Мама смеется, у тебя руки золотые, а у Семы непонятно откуда выросли.
Игорь Абрамович маленький, лысый, в очках, сильно заикается, но мама говорит, все-таки муж, к тому же еврей, это облегчает. Все называют его Игорек. Что думает Игорек, никто не знает, слов от него не дождешься.
Может и лучше, смеется папа, а вдруг дурак.
Евреи не бывают совсем дураки, бабка говорит.
Ого, еще как бывают, со стула упадешь, как начнет говорить.
Все равно счастье, что еврей, бабка считает, пусть дурак, это не опасно. А русские жены опасные, они еврейских мужей из дома выгоняют.
Везде говорят, что евреи отравители. Врачи в Москве лечили правительство, среди них нашли врагов, и все евреи.
А бабка говорит, не верю, это из той же оперы, что всегда.
Мама днем ничего не говорит, и папа тоже, они боятся. А вечером собираются, вдвоем или с друзьями, сидят в задней комнате, разговаривают.
Нам некуда деться, бабка говорит, что будет, то будет.
Нам нечего боятся, отвечает папа, но сам боится, я вижу.
Я много вижу, потому что дома сижу. У меня друг Эдик, и все. Приду из школы, уроки, потом к нему. Но в обычные дни у него долго не посидишь, приходит тетя Соня, уроки сделаны? Алика не спрашиваю, он молодец, а ты? Не сделаны. Алик сейчас уйдет, сделаешь, иди к нему. Но Эдик тогда не приходит, ему долго уроки делать. Но иногда Соня приходит с работы поздно, и тогда мы сидим и сидим. Говорим о том, что слышали. А потом я иду домой и задаю вопросы. Мама не рада, что вопросов много.
Куда ты растешь, она говорит, зачем спешишь, не торопись. А вот читать начал, это молодец.
В тот вечер они сидели в задней комнате, а я у себя за столиком делал уроки, слушал, что говорят. Бабка отнесла им чай, там тоже столик, они там пили. А мне она дала пирожное с круглой коричневой головой, шоколадной, мое любимое. Я перестал делать уроки, долго ел пирожное, сначала отлупил коричневую шоколадную корочку, потом разъединил два полушария и слизал между ними крем, потом съел остальное, а сам слушал.
Звонок, я побежал открывать. Бабка закричала, ты куда, не беги к дверям, нам спешить некуда. Сама пошла открывать, кто там, и сразу открыла.
В темноте стоит дядя Юлик, качается и громко говорит, теперь и у вас лампочки разбиты, вот она, Россия...
Вышел папа, заходи быстрей, и потише дыши, а то уморишь нас самогонскими миазмами.
Не самогон, а коньяк, Юлик говорит. Таня приехала из Москвы, устала и спит, а я к Вам, попутку словил, есть еще нормальные люди на дорогах. Надо отметить начало последнего года жизни.
Что ты несешь, папа втолкнул его в заднюю комнату. Юлик упал на стул, голову свесил и захрапел.
Что сделалось с человеком, говорит бабка, она мимо с чайником шла, совсем русский пьяница.
Ему холодно там было, он согревался, я говорю. Слышал, как Юлик папе объяснял.
Всем было холодно, бабка говорит, больше ничего не сказала. Пошла к ним, дверь только прикрыла, и я все слышал.
Я думал, он после войны угомонится, говорит папа, разве крови недостаточно ему?
Нет, он вампир, пока не умрет, будет пить, народу еще хватает, бабка говорит.
Потом надолго замолчали.
Мама говорит, наверное, дурак родился или птичка пролетела.
Дураков хватает, засмеялся папа, а птичка не улетела, села и клюет нас в темечко. Гриша прав.
А где он?
Сидит в деревне, ждет момента. Умный парень, а вбил себе в голову опасную глупость, ведь границы на замке.
Потом они начали считать евреев, которых арестовали... голоса все тише, а потом я заснул за столом, не доделал упражнение, только чувствовал, папа отнес меня на кровать. Проснулся ночью, у бабки свет горит, она в больших очках читает книжку. Кто-то меня раздел, я под одеялом, тепло...
Хорошо быть умным, но не взрослым, я подумал, и снова заснул.
Море перед зимой
Осенью мы почти каждое воскресенье ходили с папой к морю.
Завтра пойдем, я спрашиваю, он говорит, конечно, как мы без моря... и мы идем. Постоим немного у воды, потом делаем большой круг в парке, и возвращаемся домой к обеду.
Один раз вечером я спросил, завтра как всегда?
Было холодно, на неделе два раза выпал снег, хотя тут же таял, бабка говорит, давно не было, чтобы в октябре такая холодина, что же дальше будет? Теперь даже зима у нас как в России.
Климат на всей планете меняется, папа говорит.
Бабка не согласна, планета теплеет, а у нас наоборот, что бы это значило...
Оставьте, Фанни Львовна, случайные явления тоже нужны, папа не любит печальных тем.
Я спрашиваю его про завтра, он помолчал, и говорит:
Алик, холодно уже, давай, оставим наши прогулки до весны, море никуда не денется от нас.
Я страшно удивился, он понял, подумал, и говорит, ладно, скажу, как есть. У меня другая теперь работа, и в воскресные дни тоже, я на скорой помощи работаю.
Я вспомнил, недавно мама говорила ему, только не на скорую, там и молодые не выдерживают. А он ответил, там свои, они мне только дни оставили, а по ночам сами будут. Я не понял тогда, в чем дело, и забыл.
По ночам я не работаю, как другие, он говорит, зато должен в воскресные работать, иначе неудобно перед людьми.
И долго ты будешь по воскресным?
Он говорит, точно не знаю, но думаю, скоро все изменится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31