ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
С ними большие трудности, они дерутся друг против друга после танцев. Папа говорит, странно, ведь воевали вместе.
У русских всегда так, бабка говорит, умирают как герои, а живут как волки.
Ну, мам, неправда ведь, все люди разные, мама отвечает ей.
Правда, правда, я долго с ними жила, знаю.
У вас однобокий взгляд на вещи, Фанни Львовна, считает папа, он конспектирует Сталина, говорит, он очень ясно пишет.
Делает еще ясней. Бабку не переспорит никто.
Но дальше все молчат, и она уходит на кухню, ужин не готов еще.
Мы с Катей дружим. Она любит на своем топчане лежать, когда дома никого нет. Иди, говорит, на животе покатаю. Я сажусь, у нее живот большой, мягкий, она меня качает и смеется. Скоро я от вас убегу, говорит, скучные вы люди, евреи.
Катя прожила у нас зиму, потом у нее живот еще больше начал расти. Мама говорит, это уже слишком, пусть обратно едет. У нее в деревне мать, правда, пьет, но все равно свой дом.
Катя уехала, а бабка говорит, оставьте мне топчанчик, я тут хочу спать. Как я раньше не понимала, здесь лучше, чем в комнате за ширмой.
Мам, смеется мама, это потому что в передней, у тебя родимые пятна старины.
Бабка рукой махнула, хватит старой дамой жить.
Я заболел
В декабре снег растаял, пошли дожди, и я заболел ангиной, потому что ноги промочил. Меня кормят малиной и красным стрептоцидом, таблетки как огонь, а потом тошнит. Зато я ем каждый день варенье, сколько хочу. Правда, приходится в кровати лежать. Но я могу весь день читать книги. Я читаю книгу "Что я видел". И про Робинзона, мне с ним не хочется расставаться, раскрою в любом месте, все интересно, хотя теперь уже знаю, что будет, раскрыл в конце и прочитал. Я каждый раз ему другие слова говорю, например, не уезжай, ничего хорошего там, или не сажай пшеницу, свиньи вытопчут. Он говорит, спасибо, откуда ты знаешь? Мне не хотелось, чтобы он с острова уехал, я сказал маме, она засмеялась, это все-таки сказка, человек не может быть столько времени один.
А как же я?
Ты разве один? У нас постоянно кто-нибудь дома.
К нам никто не приходит.
Она вздохнула, это все война, где наши друзья...
Я не поверил, что Робинзон сказка, там фамилия, и он сам рассказывает о себе.
Ну, она говорит, может быть, но вряд ли он там долго жил. Может несколько лет. Но я согласна, ничего хорошего потом не было, он от людей отвык. Вот и ты, сидишь дома, дома... Ничего, скоро пойдешь в школу, там много детей. Еще устанешь от них.
Но я раньше устал, ноги начали болеть, и ходят плохо.
Папа нахмурился, начал щупать ноги, взял трубку слушать сердце и легкие. Слушал, слушал... нет, говорит, своим я не врач. Позвал знакомого врача, тот тоже послушал, посмотрел на папу, и говорит - да, хотя мне не хочется тебе говорить.
Оказывается, у меня сердце заболело от ангины, и теперь я должен лежать, лежать, лежать... Зачем лежать? Но на следующее утро понял, встать не могу, так у меня болят ноги, руки, шея, и все, все... И я не могу перевернуться с одного бока на другой, больно. Не бойся, говорит папа, главное, ничего не бойся, это пройдет, пройдет, и снова будешь здоровый. А я и не боюсь, это они боятся. Переворачиваюсь постепенно, медленно, сначала одну ногу... долго-долго тяну... потом другую... Мне давали лекарство, гадость жгучую, большими ложками порошок, и скоро у меня заболел живот.
Я лежал два месяца, не мог встать, а потом стало лучше, но папа сказал - ни в коем случае не вставать, сердце задето.
Вот тогда я заплакал, потому что могу встать, и нельзя.
Бабка села на кровать, все уйдите. Положила руку на лоб, говорит, мальчик должен терпеть, вырастешь сильным, не будешь бояться. Нельзя бояться. Все пройдет, надо уметь терпеть боль, страх, все. Терпи, Алик, ты вырастешь как надо.
Она не утешала меня, и мне спокойно стало, я говорю:
Да ладно... ничего...
Она засмеялась, опять да ладно... вылитый отец.
Я лежал до лета, а потом понемногу встал, только не бегай, мама говорит. Сейчас поедем на дачу, там совсем поправишься, только бегать и кататься на велосипеде пока нельзя. У меня нет велосипеда, так что не страшно, а бегать как-нибудь смогу, когда никто не видит. Я пробовал на улице, пробежал немного, вдруг стало трудно дышать, сердце заколотилось, я остановился.
Так и будет все время?
Нет, нет, папа говорит, обязательно выздоровеешь, но пока будь осторожен, не навреди себе.
Он уже навредил, бабка говорит, сколько учила, чтобы ноги сухие, теплые, а он на площадке этой дурацкой заигрался.
Не дурацкой, там хорошо играть, я снежки лепил, бросал в дерево. А потом пришел мальчик, и мы с ним бросались. Тот самый, с которым подрались вначале. Он снова пришел, и не дрался. Я обрадовался, и про ноги забыл.
Что теперь говорить, мама говорит, мы все можем заиграться, зачем мальчика ругать. Он будет осторожней, правда, Алик?
Дача мадам Киви
В начале мая поехали на дачу. Тетю, которая сдала нам две комнаты, зовут мадам Киви. Она пьет, сказала бабка, только глянула, ненадежно, Зина.
А что нам с ней, детей крестить, папа говорит.
Мама с бабкой как засмеются, нет, крестить не будем. А что смеются?
И мы переехали к мадам Киви, на электричке полчаса, лес сосновый и еловый, шишки да иголки, скользко ходить по ним. Ближе к осени будут маслята, папа говорит, мы с мамой до войны собирали здесь.
Там где собирали, до сих пор опасно, вдруг мины, мама говорит.
Мы недалеко будем гулять, ничего.
Мама вздохнула, теперь везде опасно.
Не преувеличивай. Поживем до осени и уедем, а мадам Киви буду платить каждый месяц, не сразу.
В большом саду белый домик, перед ним бассейн, только нет воды. Нам разрешили пользоваться кухней, электроплитки две, сама мадам все время в своих комнатах, у нее много места осталось, и еще на втором этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
У русских всегда так, бабка говорит, умирают как герои, а живут как волки.
Ну, мам, неправда ведь, все люди разные, мама отвечает ей.
Правда, правда, я долго с ними жила, знаю.
У вас однобокий взгляд на вещи, Фанни Львовна, считает папа, он конспектирует Сталина, говорит, он очень ясно пишет.
Делает еще ясней. Бабку не переспорит никто.
Но дальше все молчат, и она уходит на кухню, ужин не готов еще.
Мы с Катей дружим. Она любит на своем топчане лежать, когда дома никого нет. Иди, говорит, на животе покатаю. Я сажусь, у нее живот большой, мягкий, она меня качает и смеется. Скоро я от вас убегу, говорит, скучные вы люди, евреи.
Катя прожила у нас зиму, потом у нее живот еще больше начал расти. Мама говорит, это уже слишком, пусть обратно едет. У нее в деревне мать, правда, пьет, но все равно свой дом.
Катя уехала, а бабка говорит, оставьте мне топчанчик, я тут хочу спать. Как я раньше не понимала, здесь лучше, чем в комнате за ширмой.
Мам, смеется мама, это потому что в передней, у тебя родимые пятна старины.
Бабка рукой махнула, хватит старой дамой жить.
Я заболел
В декабре снег растаял, пошли дожди, и я заболел ангиной, потому что ноги промочил. Меня кормят малиной и красным стрептоцидом, таблетки как огонь, а потом тошнит. Зато я ем каждый день варенье, сколько хочу. Правда, приходится в кровати лежать. Но я могу весь день читать книги. Я читаю книгу "Что я видел". И про Робинзона, мне с ним не хочется расставаться, раскрою в любом месте, все интересно, хотя теперь уже знаю, что будет, раскрыл в конце и прочитал. Я каждый раз ему другие слова говорю, например, не уезжай, ничего хорошего там, или не сажай пшеницу, свиньи вытопчут. Он говорит, спасибо, откуда ты знаешь? Мне не хотелось, чтобы он с острова уехал, я сказал маме, она засмеялась, это все-таки сказка, человек не может быть столько времени один.
А как же я?
Ты разве один? У нас постоянно кто-нибудь дома.
К нам никто не приходит.
Она вздохнула, это все война, где наши друзья...
Я не поверил, что Робинзон сказка, там фамилия, и он сам рассказывает о себе.
Ну, она говорит, может быть, но вряд ли он там долго жил. Может несколько лет. Но я согласна, ничего хорошего потом не было, он от людей отвык. Вот и ты, сидишь дома, дома... Ничего, скоро пойдешь в школу, там много детей. Еще устанешь от них.
Но я раньше устал, ноги начали болеть, и ходят плохо.
Папа нахмурился, начал щупать ноги, взял трубку слушать сердце и легкие. Слушал, слушал... нет, говорит, своим я не врач. Позвал знакомого врача, тот тоже послушал, посмотрел на папу, и говорит - да, хотя мне не хочется тебе говорить.
Оказывается, у меня сердце заболело от ангины, и теперь я должен лежать, лежать, лежать... Зачем лежать? Но на следующее утро понял, встать не могу, так у меня болят ноги, руки, шея, и все, все... И я не могу перевернуться с одного бока на другой, больно. Не бойся, говорит папа, главное, ничего не бойся, это пройдет, пройдет, и снова будешь здоровый. А я и не боюсь, это они боятся. Переворачиваюсь постепенно, медленно, сначала одну ногу... долго-долго тяну... потом другую... Мне давали лекарство, гадость жгучую, большими ложками порошок, и скоро у меня заболел живот.
Я лежал два месяца, не мог встать, а потом стало лучше, но папа сказал - ни в коем случае не вставать, сердце задето.
Вот тогда я заплакал, потому что могу встать, и нельзя.
Бабка села на кровать, все уйдите. Положила руку на лоб, говорит, мальчик должен терпеть, вырастешь сильным, не будешь бояться. Нельзя бояться. Все пройдет, надо уметь терпеть боль, страх, все. Терпи, Алик, ты вырастешь как надо.
Она не утешала меня, и мне спокойно стало, я говорю:
Да ладно... ничего...
Она засмеялась, опять да ладно... вылитый отец.
Я лежал до лета, а потом понемногу встал, только не бегай, мама говорит. Сейчас поедем на дачу, там совсем поправишься, только бегать и кататься на велосипеде пока нельзя. У меня нет велосипеда, так что не страшно, а бегать как-нибудь смогу, когда никто не видит. Я пробовал на улице, пробежал немного, вдруг стало трудно дышать, сердце заколотилось, я остановился.
Так и будет все время?
Нет, нет, папа говорит, обязательно выздоровеешь, но пока будь осторожен, не навреди себе.
Он уже навредил, бабка говорит, сколько учила, чтобы ноги сухие, теплые, а он на площадке этой дурацкой заигрался.
Не дурацкой, там хорошо играть, я снежки лепил, бросал в дерево. А потом пришел мальчик, и мы с ним бросались. Тот самый, с которым подрались вначале. Он снова пришел, и не дрался. Я обрадовался, и про ноги забыл.
Что теперь говорить, мама говорит, мы все можем заиграться, зачем мальчика ругать. Он будет осторожней, правда, Алик?
Дача мадам Киви
В начале мая поехали на дачу. Тетю, которая сдала нам две комнаты, зовут мадам Киви. Она пьет, сказала бабка, только глянула, ненадежно, Зина.
А что нам с ней, детей крестить, папа говорит.
Мама с бабкой как засмеются, нет, крестить не будем. А что смеются?
И мы переехали к мадам Киви, на электричке полчаса, лес сосновый и еловый, шишки да иголки, скользко ходить по ним. Ближе к осени будут маслята, папа говорит, мы с мамой до войны собирали здесь.
Там где собирали, до сих пор опасно, вдруг мины, мама говорит.
Мы недалеко будем гулять, ничего.
Мама вздохнула, теперь везде опасно.
Не преувеличивай. Поживем до осени и уедем, а мадам Киви буду платить каждый месяц, не сразу.
В большом саду белый домик, перед ним бассейн, только нет воды. Нам разрешили пользоваться кухней, электроплитки две, сама мадам все время в своих комнатах, у нее много места осталось, и еще на втором этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31