..
Значит, не петь мне теперь, не самая большая в жизни потеря.
А я любил петь. Моя любимая была
...Выходила на берег Катюша...
***
Вернулся, жил ничего, пришел в себя. Молодость чем хороша - обман зрения. Все думаешь, впереди лучше будет, а сегодня - ерунда, перезимуем... А потом оказывается, лучшее-то позади, а дальше ничего не светит.
Насчет пения и вспоминать нечего. Незадолго до армии, я говорил уже, все начал заново, всерьез учиться надо, а не выступать. Бросить эти показушные штучки, детей только портят этим. Муза Ильинична, преподавательница вокала из Гнесинского, согласилась со мной заниматься. Я имя ей изменил, она человек скромный, еще обидится. Но мы немного успели...
Вернулся, как-то на улице встречаю ее, шляпка, авоська с картошкой и луком... Она обрадовалась, "приходите... должны продолжать..." А я молчу, стараюсь не говорить, только головой качаю.
- В чем дело, Костя?..
Ну, я на горло показал, на шрам. Она заплакала, "что с вами сделали..." Я некрасиво повернулся и пошел, чтобы она не видела мое лицо. Что я мог сказать, не люблю, чтобы жалели. Ничего особенного, жив, а все остальное... заживет как на собаке, отряхнусь и дальше... Я дальше плыть хотел, мои корни еще не были подточены, это постепенно происходит, незаметно.
В педагогический каким-то чудом втиснулся - физика, математика, что-то помнил со школы. Туда легче было поступить, мужчин ценили. Учить детишек не собирался, но образование необходимо. Родительский ранний урок, он самый крепкий. Взяли на вечерний, а днем работал. Мне никто не мог помочь. Домашние приборы умел чинить, склонность к технике. Все время числился где-нибудь, с милицией шутки плохи были, а зарабатывал левым трудом. Потом в школу пошел работать, времени на починку почти не осталось. В школе деньги незаметные, за пять дней пролетают, экономии не получалось у меня. Сначала шикую, потом зубы на полку, ищу корочки по углам, копеечки по щелям... Попивал, но скромно, болезнь не позволяла. По воскресным да по вечерам, по старой памяти соседи приглашали к телевизорам. Видимость хреновая, но терпеливый, долговечный наш Рекорд. Главная поломка - блок переключения каналов.
***
Интерес к знаниям с раннего возраста закладывается. Меня в пять лет читать научили, я сам хотел. Не обсуждалось, нужно ли... по-другому быть не могло. Самые серьезные вещи не обсуждаются. Что можно дать ребенку до семи, мне дали. Оказалось, немало, с остальной жизнью не стыкуется.
Не все плохо было, не прибедняйся. Я в десятом классе был, шестнадцать исполнилось. Тетка говорит - едем в столицу... Добилась. Через два года я в свою комнату переехал, в бывшей родительской квартире, начал жить самостоятельно. Теперь ты сам, - она говорит, - не подведи меня... А потом армия...
Особый был сталинский дом, в самом центре, огромные хоромы, недосягаемые потолки, сексуальная лепнина по углам, вид на речку... Потом я эту комнату обменял на очень плохую однокомнатную квартиру, да на первом этаже панельного дома, да еще в самом последнем захудалом районе. Но зато отдельная, и с тех пор в ней живу. Гриша рядом на площадке, у него такая же халупа, только больше оборудования. От разных жен осталось. Жены от него за границу уезжали.
Гриша лет пятидесяти пяти, высокий, с седыми лохмами худой человек. Когда-то литературный Институт кончал, шестидесятые годы, Аксенов и товарищи, великий энтузиазм... и Гриша среди них, а что написал, скрывает. Потом самые известные отчалили, кого вышибли, кто сам уехал, а Гриша остался. Никто его не знает, понемногу писать перестал... в общем, пропал, но не сознается человек. У него с женами полное доверие, они его любят, время от времени пишут, одна из Израиля, другая из Аргентины. Все имущество оставили ему, он с годами пропил, но остатки былой роскоши все же помогают поддержать уют. Он мне красочно описывал полную картину, а я только следы застал. Сосудик для варки кофе, с длинной ручкой и арабским именем на борту, вот все, что заметил из признаков достатка. И все-таки, попадаются памятки большой жизни... картинки, рисуночки с дарственными надписями... Забыли корифеи Гришу, а он и не роптал никогда.
У меня с женами наоборот, сам уходил, и все мое исчезало. Не то, чтобы удерживали - забывал, оставлял. Иногда лень идти или неудобно, у чужих людей хранилось. Как там появлюсь... Пусть лучше выбросят, заранее согласен. Оттого моя квартира пуста. Я из нее все выносил, когда в очередной раз соединялся, а обратно ничего, кроме своего тела, не возвращал, вот и результат. Гриша считает, в этом есть и хорошая сторона, сейчас многие стремятся пустое помещение снять.
Но я отклонился, просто хотел сказать, что люди есть всегда, только мы их в упор не замечаем.
Интересно, что во мне все разделено оказалось: детство отдельно, книги - особый разговор, потом война... а вернулся другой человек. Началась жизнь ежедневная, обычная. Серая. Я ее терпеть не могу, ежедневную да современную, кроме двух-трех приятных деталей. Но их современными не назовешь, простые увлечения и страсти, всем понятно?..
А что не заложено во мне, тоже ясно. Достаточно одним глазом... Бардак в халупе, без простыней кровать... И эти женщины приходящие, уходящие... если серьезно - они так себе, одно притворство. Если без шуток.
А я без шуток не могу, мой конек - бездумное веселье.
Плыву себе и плыву.
И пишу о том, как живу, записываю помаленьку. Хочу серьезный рассказ или даже повесть написать. Пару строчек нацарапаю и отложу. Зато целый день хожу довольный - ни дня без строчки... Несколько дней хожу или неделю, боюсь посмотреть, что я там натворил. Наконец, соберусь с силами и загляну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35