Сверху смотрит Алиса - не присоединится
ли?.. Ее манишка удивляет белизной. Черные ушли, в комнату прокрался Серый и
замер под кроватью. Я сделал вид, что не заметил, может, исправится?.. К слову,
о сером - проходя мимо одной из картин, а в ней господствовал именно он, намекая
то на желтизну, то на скрытое горение, при этом, однако, холоден... - я понял,
что в поисках согласия перестарался. Ощущение достаточности, о котором я
разглагольствовал так безудержно, совсем не предполагает покой и мир.
Предпочитаю скрытое напряжение, противодействие пятен друг другу, благородную
борьбу, тогда проявится сила, без которой наши попытки обречены: тот, кто
яростно ошибается, не безнадежен, тот же, кто уныло талдычит безгрешную истину,
без силы и страсти, обречен на скуку топтания на месте.
93. Пятнадцатое, чувствую землю...
И выщербленный асфальт, и старую седую траву... Кошки ночью сидели дома, и
Сережа тоже. Он щурится - ничего особенного, подумаешь, переночевал... Сегодня
кастрюлька каши с салакой. Серый полез к миске, Хрюша ему по морде - р-раз!
Люська с другой стороны - два! Он встряхнулся, присмирел, покорно ел то, что ему
позволили съесть, вылизал миску и огляделся. Батюшки, окружен со всех сторон! С
одной Клаус вылизывает кастрюльку, с другой Макс, моется и поглядывает на своего
врага, в присутствии нас он смелеет... тут же горячо любимые кошки, довольно
дружелюбный и славный Костик... А сзади стою я, непонятное существо - то кормит,
то гонит или требует невозможного... Он сидит, боясь шелохнуться... и я вижу
блаженство на его изрытой шрамами морде!.. Он в теплом доме, его не бьют,
подумаешь - шлепнули... и даже кормят!..
А потом Люська качалась на моих ботинках и блаженствовала не хуже Серого. На
подоконнике распустил брюхо Клаус, в глазах пристальный блеск. Ждет, когда
Люська дойдет до кондиции. Алиса, уже нет сомнений, решила доказать нам свою
удаль - котята будут! Насчет Люськи есть сильные подозрения... Отчего же тогда
заинтригован Клаус? Может, коты обожают беременных кошек?.. Макс занялся
Костиком, который всегда под рукой. Тот пытается возражать - сколько же можно...
но дружба прежде всего.
Все замирает в доме и за окном. Люська устроилась на моей рукописи, притих и
Макс, лежит рядом с Костиком, лапой обхватил своего дружка, оба дремлют.
94. Шестнадцатое, минус восемь...
И то, и сЈ... Ветер обжигает лоб, под ногами снова нет земли, или она меня не
узнает?.. Из подвала выкарабкался возбужденный Хрюша, от его длинных фраз
остались окончания. Внизу нахожу бесстрашно разгуливающего Макса, а как же
Серый?.. Что произошло?.. Вижу, перегородка, возникшая недавно, повалена, с той
стороны бьет дневной свет, льется вода, она всегда откуда-то льется и уходит в
землю, когда-нибудь дом дрогнет и поплывет... Зато южной двери, что вчера была
заперта, да еще и с глазком, просто нет, снята и унесена! И снова тихо, только
гуляет ветер. Были люди и ушли, а я так и не понял, что происходило. Со временем
все больше таких событий вокруг меня - что-то происходит и кончается, прежде,
чем я понимаю, зачем и почему. Жизнь задевает и бьет нас - мимоходом, походя, не
оглянувшись... Страшные звери люди, я боюсь их. Но в конце концов, все
кончилось, и мои ребята снова на своих местах, в уголках, щелях и на теплых
трубах. Остатки кефира разбавил теплой водичкой, накрошил хлеба, и ели с
удовольствием. В коридоре нашел баночку супа, прокисшего, но вполне сносного, и
мы принялись за суп. Проходя мимо одной из картинок, я заметил, что черное
слишком черно, а белое - бездумно бело, и не отвечает на вопросы отблесков,
разбросанных там и тут, ищущих своего начала... Приехала мусорка, гудит и рычит,
коты торопливо моются и спешат к ней. Сегодня воскресенье.
Мой узкая тропинка вдоль дома, по ней я хожу в подвал, покрылась тонкой корочкой
льда, очень опасной - стоит поскользнуться, как ударишься головой о стенку дома,
пористый красный кирпич. Подо льдом вижу серый теплый цвет, это показался
камень. Теперь будем ждать, когда над деревьями начнет роиться, мерцать
коричневато-красное сияние. Тогда зима окончательно потеряет вес... Снова нет
Стива. Предложил вареную картошку Серому, он понюхал и вежливо отказался.
Похоже, до сих пор потрясен вчерашним приемом. Подбежал новый подвальный,
серо-белый лохматый кот и мигом слопал картошку. Я же говорил, он долго не
продержится. Я бы дал ему супа, но Серый отнимет. Через полчаса Серый сунул рожу
в форточку, а я побежал вниз, налил супа новому бедняге. Он с жалобными вздохами
влип носом в консервную банку, она бывает вылизана так, что сияет почище
лампочки.
На коврике Макс с Костиком тоскуют, песен не поют, и даже бросили свою странную
любовь. Хрюша залег и спит на заповедном месте, свернулся так, что не знаешь,
где голова, а где куцый хвост. А я хожу и смотрю. Главное - смотреть, а не
размахивать руками. Посматривать, поглядывать, переходя из темноты к свету, а
писать... Это момент - написать, когда все усмотрено. Вот здесь должно быть
пятно! И поставил пятно... А у Клауса глаза ревнивые, завидущие, он не хочет,
чтоб вокруг меня толпились коты и кошки. Только он! Что я могу сделать! Время от
времени подхожу к нему, глажу и говорю, что он все равно мой самый лучший и
красивый кот. И, главное, самый умный! А они несчастные, бедные, глупые, кто их
пожалеет, если не мы с тобой? Но он не верит мне, я вижу по глазам и ушам. И ему
не жаль пропадающих котов и кошек. И его понимаю, и бросить других не могу...
95. Семнадцатое, минус пятнадцать снова!..
И невыносимо дует, а лед присыпало тонким слоем нежного снега;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48