Снова рыжий, черный и серый. А у меня были Шурик, и Люська, которая обнаглела и
продолжала сосать мать, хотя вымахала больше ее ростом и всерьез гуляла с
Клаусом. Я уж не считаю целую свору, десяток котов и кошек, которых кормил
каждый день. Алиса не справится, а я не сумею ей помочь. Я вижу, как они
голодают, болеют, и мало что могу изменить. Они не знают, что их ждет, а я знаю.
Такое мучение жизнью не назовешь. Алиса рожала лет десять по два раза в год, и
где эти котята? Их были десятки, и все медленно умирали от холода и голода в
ледяном подвале, в какой-нибудь темной вонючей щели.
И я взял на себя - решить, кому жить, кому умереть. Но всех убить не смог, в
последний момент оставил одного котенка. Так выжила Сильва, черная кошка с белой
грудкой и пятнами на мордочке, спокойная и разумная. Ей повезло, подвалы
миновали ее. Иногда я думаю - пойду, посмотрю, как она там... Но не могу. Что я
ей скажу?.. "Я тот самый, кто утопил твоих двух братцев, и выбрал тебе жить?"
Когда Алиса льнет ко мне, я думаю об этих жизнях, которые сохранить не сумел. Но
все-таки, был у этой подвальной кошки счастливый год, или даже два! Может быть,
это лучшее, что я сумел сделать. Вокруг нее были свои - Шурик, Люська,
Сильвочка... Саманта... ее подкинули, но Алиса сразу признала и стала кормить,
как свою. Саманта была на месяц младше Сильвы и гораздо меньше. Но очень
упорная, гладкошерстная чернушка. Не умея еще держать голову, слепая, она
ползала на коленках по всему полу и вопила, страшное зрелище... Подросла, и они
играли все вместе, сосали молоко Алисы, и облизывали ее, а она их... Старая
кошка под конец жизни вынянчила два поколения котят.
23. Что они знают обо мне.
Октябрь сползает к ноябрю. Меня встречает все та же троица молодых - Макс,
Люська и Хрюша. Еще примкнувший к ним Костик. Дома обычно Алиса, другие старики
- Клаус и Стив досыпают в подвале. Серый сам по себе, у него редкостный нюх на
еду: только захрустишь бумагой на кухне, он уже насторожился, в кустах под
балконом. Не успеешь сосчитать до десяти, как его громоздкая туша ловко и
бесшумно приземляется на подоконник.
За окнами бушуют дети. Листья сухие и теплые, деревья еще не расстались с
желтыми шевелюрами. Рядом Костик, вялый от лекарства, ему даже не хочется
кусаться. Его глисты погибают и выделяют яд. Кошки на полу, Алиса с живостью
наблюдает, как Люська крутится с бумажкой, то кувыркается, то нападает, как на
мышь... Я думаю, что им здесь хорошо, спокойно. Я раздаю еду, излучаю тепло,
вокруг меня безопасно, и драться запрещено. Не жду преданности и благодарности,
просто одна жизнь помогает другой выжить. Они признают за мной первенство в силе
и способности добыть еду. Я большой могучий кот, немного сдвинутый... как Макс -
не понимаю простых вещей, но все-таки полезный. Они обращаются ко мне за
помощью. Когда я иду с ними, они чувствуют себя сильней, и не так боятся людей и
собак. Особенно людей, с собаками хуже - я сильный, но медлительный, вмешаться
не успеваю. Они знают, что я не позволю собакам окружить их и рвать, но не могу
защитить от гонки... Когда они бегут по лестнице, то оборачиваются и смотрят,
успеваю ли я, особенно, если кто-то спускается навстречу. Они прибавляют и
отнимают меня в своих расчетах с котами, людьми, собаками. Если посмели отнять
еду у Клауса, он, прежде чем разобраться самому, с возмущением оглядывается на
меня, в желтых глазах неодобрение. "Как допустил?.." Я часть его ежедневной
жизни. Если меня нет, он подолгу сидит на балконе, ждет, а когда понимает, что
надо рассчитывать на себя, уходит. Но придет на следующий день в обеденное
время... Хрюша замахивается на Клауса, но только при мне, а Клаус не ответит
Хрюше, если я рядом. Макс без меня не войдет на кухню, если там хозяйничает
Серый. А Хрюша пробежит бочком, вспрыгнет на подоконник, завопит, шерсть дыбом,
и давай отмечать напропалую самые престижные места, чтобы не достались
захватчику! А если я поблизости, Макс войдет и сделает вид, что Серого нет, а
Хрюша подбежит и шлепнет чужака по морде, не забывая тут же отскочить на
безопасное расстояние. Серый жмурится и отмахивается, он не хочет уходить от
нас, готов терпеть и враждебность, и высокомерие, и шуточки... Стива не трогает
никто, и он остальных не замечает. Он и меня старается не замечать, если не
слишком голоден и надеется на колбасу из богатых квартир.
Я существую среди них, как свой. И все кошки - наши.
24. Сегодня сыро и тепло...
Трава кое-где позеленела, иногда осенью так бывает. На проселочной дороге толпа
молодых грачей, с ними старик, огромный и важный. Еще не время сбиваться в
стаи... Мы живем. Снова Макс, лохматая спина в листьях, потягивается, зевает
кривым ртом. Хрюша с воплем сигает с балкона... Люська.... Все те же.
Постоянство радует. Остатки каши, кусочек творога, смешиваю, разбавляю водичкой,
взбалтываю... роскошная еда для всех. Никто не спорит, утренняя еда - находка,
счастливый случай, каждый знает. Она не насыщает, просто знак правильности жизни
и моего постоянства. Я здесь, ребята... и они спокойны - сегодня, как вчера.
Сижу поперек кровати, машинка на коленях. Хрюша твердо решил поговорить со мной,
выгнать прочь гремящую дуру. Пробился, и урчит, машинка рядом на кровати, а я,
изогнувшись, кое-как выбиваю буквы. Что поделаешь, утром Хрюше нужна поддержка
на целый день, богатый неприятностями. Пообщаемся, и ему легче держаться
молодцом.
Клаус ревнив, и не подойдет, если заметит чьи-то уши на коленях. Зато Костик
лезет и лезет, зажмурившись, бодая преграды упрямой головешкой, и готов
взобраться на любого кота, только бы поближе к моему лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48