Улыбка Кена стала застенчивой, чуть ли не мальчишеской, будто он гордился собой и не хотел скрывать этого, но боялся быть уличенным в хвастовстве.
— Некоторые говорили, что я стал играть хуже, — доверительно сказал он, понизив голос, — но я — то слышал, что исполнение стало лучше, и понял, что они просто не в состоянии услышать, что их слух искалечен, наполнен безобразным шумом этого города. Нет и нет, моя игра стала определенно лучше, значительно лучше. — Наркоман на мгновение погрузился в задумчивость, уставившись на свои пальцы. — Такие вот дела, — заговорил он наконец снова, — и я не только не попытался бросить, но стал принимать дозы побольше.
— И оказался на крючке, — хриплым голосом продолжил его мысль Деймон.
По другую сторону стены из кварцевого стекла Ахиро осторожно вынул яйцо из ящика и перенес его на стол, оборудованный четырьмя инфракрасными стимуляторами. Он поставил яйцо точно в центр между сенсорами и повернул его так, чтобы нижний край каждой выемки в верхней части яйца оказался напротив одного из сенсоров. Вот-вот должен был наступить момент, когда отменить приготовления уже будет невозможно, но Деймон по-прежнему был не в силах шелохнуться. Ноги словно налились свинцом, он больше не смог выдавить из себя ни слова.
— Но это не было крючком , Деймон. Неужели ты не понимаешь? С течением времени гитара стала не нужна мне вовсе, и я продал ее, чтобы иметь наличные для покупки желе. Если мне хотелось поиграть, было достаточно пошевелить пальцами, и я тут же слышал музыку. Музыку, Деймон. Музыку Королевы-Матки … такую красивую. Какое мне было дело до того, что ее никто больше не слышал? Я-то слышал, и она следовала за мной повсюду, наполняла и баюкала меня. Только это и имело значение.
Несчастный, глупый Кен был одержим галлюцинациями мистической музыки, которую, кроме него, никто не слышит. Он сидел перед Деймоном, не имея ни малейшего представления о том, что Ахиро уже осторожно снимает замок с дверцы, за которой обитатель яйца был отгорожен от всего остального мира. С этого мгновения возврата назад уже быть не могло. Зажим снят, и как только сенсоры-стимуляторы заработают на полную мощность, жертвоприношения не миновать . И Кен умрет.
Деймон прочистил горло. Он должен был задать вопрос, который прояснит его сомнения относительно искренности веры наркомана.
— Кен, — нерешительно заговорил он, — тебе не кажется… что этой музыки в действительности нет? Что она звучит в твоем разуме только благодаря желе?
Кен неожиданно рассмеялся:
— Вот как? Даже если это так, ее вложила в меня Королева-Матка, и она неустанно заботится, чтобы эта музыка становилась все более изысканной, более захватывающей. Мало-помалу она превратилась в церковную, Деймон, похожую на творения Баха, но гораздо более величественные. Это тысячеголосый хор, и он здесь.
Его бывший друг поднял трясущиеся руки, положил ладони на лоб и повел их выше по коже черепа, словно приглаживая ту пышную шевелюру каштановых волос, что украшала его, когда Кену едва перевалило за двадцать, когда корней его волос еще не касались химические компоненты желе, в огромном количестве поглощенного им за истекшие годы.
— Наконец, — продолжал он, — я осознал, что должен преклонить колени перед самим источником этой музыки в Церкви Королевы-Матки. Но теперь мне недостаточно и этого. Ради истинной веры я должен отдать этому источнику себя самого. Я должен стать с ним одним целым .
Деймону показалось, что его рот наполнился песком.
— Так ты действительно жаждешь воссоединиться с яйцом? Позволить этому?..
— Вот именно.
Сенсоры-стимуляторы на столе с яйцом засияли в полную силу, и в следующую секунду, как только к каждому концу крестообразного углубления в верхней части яйца от них протянулись тонкие лучи ярко-красного света, воздух всего улья стал заметно вибрировать . Деймону захотелось крикнуть Кену, чтобы тот проснулся: «Идиот, тебя собираются убить!» — но он не смог. Кен сам хотел этого.
— Но, Кен… умереть так… — только и хватило у него духу чуть ли не шепотом выдавить из себя.
Кен опустил веки, словно на мгновение задремал, затем тупо уставился в потолок.
— Не умереть, Деймон. Ты никогда там не был и просто не можешь понять. Я буду жить в моем боге, я стану музыкой.
Деймон принялся теребить бороду, пытаясь унять дрожь пальцев. В конце концов, это выбор Кена. На все свои правильные вопросы он получил неправильные ответы, и не его, Деймона, дело говорить кому-то другу ли, врагу ли, — что тот может или должен сотворить со своей жизнью. Как с жаром подчеркивал Кен, выбор он делал сам, на свой страх и риск принял решение прибегнуть к потреблению желе. Он стал наркоманом по доброй воле… приверженцем культа по собственному желанию.
— И у тебя нет никаких сомнений? — тихо спросил Деймон. — Или сожалений?
Кен отрицательно замотал головой, затем заколебался. Одно плечо слегка шевельнулось, но это мало походило на пожатие плечами.
— Я, может быть… немного боюсь, — признался он, — но разве это не естественно, как ты думаешь?
— Конечно естественно, — согласился Деймон. — Я…
— Пора.
Спокойно и холодно прозвучавший голос Ахиро заставил подпрыгнуть и Деймона, и Кена. Когда Кен поднял взгляд на японца, Деймон был поражен тем, насколько помолодевшим внезапно стал выглядеть наркоман, несмотря на грязные седые волосы, изрядно поношенный пиджак и поникшие плечи. Деймон ошибался, решив, что желе превратило гитариста в старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97