За короткое время предстояло разобраться в самых глубинах хитросплетений психики и характера людей, в сущности, бесконечно далеких от него в их подчас даже неосознанных желаниях и настроениях. И все это следовало осуществить так, чтобы даже тени подозрения не возникло ни у кого из них; они должны свято верить, что это их мысли, их желания. Хотя если и найдутся те, кто почует чужую волю, они все равно не смогут ничего понять и помешать. Против опыта тысячелетий и могущественной техники экзорцизмы бессильны.
* * *
Длинный рычаг франдиболы, освобожденный ударом молотка из захватов, со звоном ударил по опорной балке, так что кирпич у графа под ногами ощутимо вздрогнул; стофунтовый гладко обтесанный валун поднял далеко от городской стены столб пыли.
– Туазов сто пятьдесят будет, – довольно крякнул старший плотник. – В самый раз!
– А не оборвется? – де Граммон с сомнением потрогал слишком тонкий на его взгляд ременной жгут, удерживающий плечо рычага на сколоченной из дуба станине.
– А чего ж ему обрываться, мессир? Шкура добрая, воловья, самая свежая, выделки мэтра Жерве с Дубильной улицы; вон в самом Сен – Дени колокол уж второй год на таких же висит, и ничего.
– Ну ладно, тебе виднее. Можешь идти, мастер.
Оставшись в одиночестве, де Граммон перегнулся через парапет, посмотрел еще раз туда, где упал камень, затем окинул взглядом тянущиеся справа и слева от него крепостные стены, стягивающие город со всех сторон, подобно боевому панцирному поясу. На соседней башне, как ласточкиными гнездами обвешанной лесами, мастеровые торопливо чинили коническую крышу.
Увиденным остался бы доволен всякий, кто хоть немного понимал толк в войне. Стены, воздвигнутые вокруг Парижа еще при отце Людовика Святого, прадеда нынешнего короля, Филиппе – Августе, уже давно успели покрыться лишайниками, а кое-где даже порасти травой и деревцами. Но это были хорошие крепкие стены доброй кирпичной кладки, с потернами и потайными ходами, с толстыми высокими зубцами и контрэскарпами. К тому же они были окружены довольно глубоким рвом, заполненным водой почти доверху. Недавно надстроенные над башнями двухэтажные казематы недобро взирали на мир своими крестообразными бойницами. Если враг все же приблизится к стенам, то оттуда на него обрушится смертоносный дождь каменных и глиняных ядер и картечь из сорока бомбард. Замечательные стены, нечего сказать. Такие же крепкие и неприступные, как и в десятках взятых Ею городов.
…Отсюда, с Турнельской башни, графу хорошо был виден весь Париж.
Высокие, склонившиеся друг к другу дома в три – четыре этажа с остроконечными крышами, с дворами-колодцами, лабиринты узких извилистых улиц, заполненные пестрой суетящейся толпой, площади, на которых бурлило многолюдье рынков, широкие мосты, густо застроенные домами – настоящие маленькие кварталы. На реке стояли большие суда со спущенными парусами. Корабли эти пришли из многих стран, и теперь неожиданно разразившаяся смута задержала их, заставив опустеть причалы и портовые склады, где прежде, как муравьи, суетились грузчики, таская туда сюда тюки с товарами.
Шпили и колокольни церквей, рыжая чешуя черепичных крыш и солома кровель бедных лачуг, светло-серая громада Нотр-Дам-де Пари. Величественный Лувр с его почти двумя десятками вычурных стройных башенок по величине превосходил небольшой городок. Левее его возвышались купола Дворца Правосудия. Правильными многоугольниками то тут, то там выделялись отели, принадлежавшие знатнейшим родам королевства, каждый со своими огородами, птичниками, трапезными, рыбными садками, конюшнями, кузницами, винными погребами и хлебопекарнями – всем, что нужно для жизни сотен населявших их людей, окруженные ухоженными садами, виноградниками, парками с ажурными галереями и беседками. Были даже зверинцы, чьи обитатели – дикие быки, медведи и привезенные из-за моря львы, предназначались для охоты и рыцарских единоборств, в последнее время вошедших в моду на турнирах.
К городским стенам жались предместья – Сен-Жермен, Сен-Антуан и еще дюжина. Иные из них сами были подобны городам, включавшим в себя множество аббатств, дворянских особняков; с пышными ярмарками и знаменитой далеко за рубежами Франции Монфоконской виселицей.
На противоположном берегу Сены в рассеивающемся утреннем тумане виднелись башни университетского квартала с его четырьмя десятками коллежей, в которых проживали и учились студенты из всех христианских земель.
Город, насчитывавший больше трехсот тысяч жителей, совсем не изменился за четыре года отсутствия де Граммона. Он жил своей обычной жизнью. Простолюдины много работали, отдыхая – изрядно пили, а напившись – зло дрались. Парни и девушки женились и выходили замуж, а частенько не дожидались благословения кюре, дабы исполнить библейскую заповедь – плодиться и размножаться. Вельможи пытались заниматься государственными делами, а купцы подсчитывали барыши, в Университете доктора и профессора были заняты учеными спорами. В своих лабораториях алхимики пытались сварить золото, а ночной люд добывал сей металл куда более действенными и простыми способами.
На улицах столицы величайшего из христианских королевств можно было встретить гостей буквально изо всех концов земли, даже путешественников из таинственной Гренландии и Новгорода.
Крестьяне в изобилии доставляли на городские торжища съестные припасы-яйца, сыр, молоко; во всю действовал знаменитый свиной рынок. В дорогих мясных лавках любители свежей дичи могли купить в любом количестве ланей, косуль, перепелов и фазанов.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31