– Ксения, извини… Может, он милый человек…
Она дернулась:
– Да что ты вообще знаешь? У него вся семья осталась в Болхове. Понимаешь? Вся!
Я виновато кашлянул. Опять зияющие провалы в памяти.
– А что случилось в Болхове?
Она хмуро на меня глянула. И пробормотала:
– Откуда ты такой взялся?
– Уже говорил. Не помню.
Она махнула рукой:
– Иди спать, Денис.
Я смерил взглядом ее замотанную в одеяло фигурку – тринадцатилетняя совсем взрослая женщина. И вдруг подумал: не так уж сильно я отличаюсь от Инютина…
– Ксения, а почему не разбудила меня к ужину?
– Пожалела. Ты дрыхнул, как младенец. И храпел, как бегемот.
Я усмехнулся.
Нет, не о том болтаем…
– Ксюша, уходить надо.
– Я лично иду спать. А ты вали куда хочешь…
– Может, и ушел бы. Только не знаю дороги.
Она зевнула:
– Спроси у «скорпионов». Те подскажут.
– Не смешно. После того, что было в Липовке, всю округу поставят на уши. Рано или поздно…
– Не надо меня учить. Я здесь не первый месяц.
– Ты ведь умная. На что рассчитываешь?
Она молчала. Нервно мяла в руке ветку черники. Наконец спросила:
– Что случилось, Денис? Вчера ты не казался таким пугливым…
Я качнул головой:
– Вчера было не до этого.
Где-то протяжно крикнула птица. Я вздрогнул.
Ксения понимающе улыбнулась:
– Тебе приснился страшный сон, да? И враги мерещатся за каждым кустом. Со мной тоже так было. Раньше.
– Может, сон. А может, предчувствие… – кашлянул я. – Только надо сматываться. Чем скорее, тем лучше. И Инютина с собой прихватим. Он же не буйный…
– Никуда он не пойдет, – "вздохнула Ксения.
– Мне казалось, вы друг друга понимаете…
– Угу, – она хмуро кивнула. – Знаешь, зачем он каждый вечер таращится в телик? Он ждет!
– Кого? – удивился я.
– Своих. Даже в лес пришлось тащить этот проклятый телевизор! В новостях должны объявить отмену военного положения. И тогда все вернутся… Он в это верит.
Холодный ветер зашевелил кроны сосен. Откуда-то выползли темные облака.
– Хватит мерзнуть, – сказала девочка, – пошли внутрь.
Я заглянул в окно. Инютин все так же горбился на стуле у телевизора.
Я поднял воротник бушлата:
– Давай здесь поговорим… У меня столько вопросов.
– В избе теплее. А он… Ему сейчас все равно.
Мы вошли.
Фигура у телевизора осталась в той же позе. Ксения Подняла с пола меховую жилетку и опять заботливо накинула на Инютина.
Поманила меня за собой.
Мы разместились в ее комнате. Она забралась на кровать и закуталась поверх в еще одно ватное одеяло. Мне достался драный, слегка изъеденный молью кожух.
– Тепло? – шепотом уточнила Ксения.
– Ага. Слушай, а кто такие «скорпионы»? Это вроде милиции?..
Она хихикнула:
– Скажи еще «автоинспекции»… Это личная охрана Фомина.
– Не знаю такого.
Она скривилась:
– Тот самый гад, которому все здесь принадлежит.
– Что именно? – не понял я.
– Все! – она сердито повысила голос. – Земля, лес… Блин, даже воздух и небо! Потому что по небу летают его вертолеты!
– Это он людей выселил?
– Угу, – хмуро кивнула Ксения. – Он еще добрый… Выдал компенсацию – двести долларов за каждый дом.
– Не густо.
– Мог бы вообще не платить. У него знаешь какие связи в Международном Совете! И в правительстве… Сам Рыжий – его друг!
– А это кто?
Она засмеялась:
– Ну ты даешь, Денис! А еще Инютина в чем-то упрекал…
– Бог с ним, – отмахнулся я. – Ты, главное, скажи: где нормальная жизнь? Куда нам отсюда дернуть?
– Нормальная жизнь? – удивилась она. И замолчала.
– Эй?
– Нет ее, Денис… Нигде нет.
Ксения рассказывала.
А я сидел с закрытыми глазами. И представлял себе нашу избушку. Крохотную точку, затерянную на бескрайних просторах… Вот выйдем мы отсюда. Двинемся через леса, поля. Через реки и горы. Под знойным степным солнцем. Или в сполохах северного сияния. Мы пройдем тысячи верст…
И везде будет так же дерьмово?
Да и вопрос, далеко ли мы уйдем – без документов, в условиях военного положения…
– Эй, Денис, я тебя что, расстроила?
– Пустяки. Знаешь, Ксения… Иногда амнезия – чертовски приятная штука.
Она пожала плечами. Я вздохнул:
– Раньше мечтал вернуться домой. А сейчас – не уверен…
– …А я раньше в Москве жила.
– Это заметно.
– Правда? – встрепенулась она.
– Ну… ты так ловко оприходовала бумажник у того «скорпиона».
Ксения фыркнула.
– Вообще я только год жила в столице. Когда отца перевели. А до этого пол-России объездили по всяким гарнизонам…
– У тебя отец военный?
– Угу.
– И где он сейчас?
– Не знаю… Я его три года не видела. С тех пор как начались бомбежки.
– А мать?
Она замолчала. И я понял, что опять ляпнул не то.
– Извини…
– Да все нормально. Я взрослая девочка. А мама… она умерла в лагере для перемещенных. Мы там год загибались, после того как сбежали из Москвы.
– Плохо было?
– В бараках-то, за колючкой? Не-а, санаторий. Только жрать нечего… Вши, тиф и летальный грипп… А самое приятное – лекции по «общественной адаптации». Это от фонда Сороса. Два часа говорят о «победе демократии». А в конце дают миску супа и одну консерву.
Я поморщился:
– Наверное, лекции пользовались бешеной популярностью.
– Еще бы. Пока кто-то не выплеснул горячий суп лектору в морду.
Я улыбнулся:
– Этот кто-то – не ты?
– Не-а, – качнула она головой. – Мне были нужны консервы.
– Для мамы?
– Угу. Если б не она, я бы раньше оттуда дернула.
– А как здесь оказалась?
– У меня в Липовке бабушка. Была. Вообще тут ничего жили. Пока Фомин не захотел прибрать все к рукам.
– Что, никто не пробовал сопротивляться?
– Сопротивляться? – она хмыкнула. – Был тут в округе один фермер. Как только «демократия» нагрянула – установил у себя перед домом американский флаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17