– Это были очень приличные люди, очень приличные, – несколько раз повторила Перхурова, имея в виду дальних родственников Личко. — Они совершенно не стремились нажиться, разграбить дом, что-то утащить. Они люди состоятельные, им все это не нужно было. Даже дом им не был нужен. Люди городские, жили в Приморском крае, зачем им развалюха за тридевять земель? Они, когда уезжали, так и сказали, мол, мы ни на что не претендуем, если объявятся какие-нибудь наследники — пусть забирают дом себе и делают с ним что хотят. Да и дом-то был — одно название, Любочка много лет болела, да и Петя слабел с каждым годом, а уж когда Любочка умерла, Петя вообще стал никакой. Пока могли — ездили к Олегу в больницу, а это ведь не ближний свет.
Сначала его держали в Белых Столбах, под Москвой, а потом перевели в больницу общего типа, в Вологодскую область. В восемьдесят девятом Люба умерла, а в девяностом или девяносто первом пришло сообщение из больницы, что Олег умер.
— В девяносто первом, — суровым голосом уточнил Перхуров, — как раз после путча, в сентябре, я точно помню.
— Ну ладно, тебе виднее, — покладисто согласилась его жена, — значит, в девяносто первом. А потом и Петя ушел. А домом Любочка с Петей совсем не занимались, он ветшал, разваливался, но у них не было ни сил, ни денег приводить его в порядок. Каждую копейку откладывали, чтобы оплатить билеты и купить что-нибудь для сына — одежду, продукты, нянечкам и санитарам сунуть, чтобы не обижали Олега.
— Почему же они не забрали сына домой, когда его выпустили из Белых Столбов? — удивился Андрей. — Неужели он был настолько буйным?
Перхурова тяжело вздохнула и опустила глаза, видно, вопрос показался ей болезненным. Ее муж же, напротив, как-то словно набычился, налился негодованием.
— Почему не забрали? — начал он, повысив голос. — Так я вам скажу почему.
— Понимаете, Любочка очень гордая была, — торопливо перебила его Перхурова.
— Не гордая она была, а заносчивая, перед всеми нос задирала, — загремел Перхуров. — Не гордость это, а гордыня.
По яростным взглядам, которые метали друг в друга пожилые супруги, Мусатов понял, что спор этот у них давний и примирения позиций до сих пор не наступило. Ему стало неловко, словно присутствовал при интимной семейной сцене и он на какой-то момент даже пожалел, что пришел сюда!
Ему всего-то и нужен один-единственный документ — свидетельство о смерти Олега Личко, а приходится терять время и выслушивать дебаты чуть ли не на библейские темы. Гордость, гордыня… Да какая разница?
Любовь Васильевна Личко проработала в Черемисине всю жизнь, сначала простым учителем-словесником в местной школе, потом выросла до директора школы. Петр Александрович к тому моменту, когда сын Олег окончил школу, занимал высокий пост в местном исполкоме. Одним словом, семья достойная, уважаемая и вся на виду. Разумеется, Олег окончил школу с золотой медалью, а разве могло быть иначе?
Нет-нет, никакого блата, никакого административного давления, Олег с детства был умненьким и трудолюбивым мальчиком, усидчивым, вдумчивым, об этом Ольга Ивановна
Перхурова могла судить не с чужих слов, а по собственному опыту, потому как работала в той самой школе, которой руководила Любовь Васильевна, преподавала историю в старших классах. На Олега Личко как на ученика она нарадоваться не могла.
С золотой медалью, отлично усвоенным материалом школьной программы и солидным багажом дополнительных знаний Олег поехал в Москву поступать в университет на юридический. И поступил. Гордости и радости родителей не было предела! На четвертом курсе он познакомился с хорошей девушкой, студенткой педагогического института, и через год, перед самым дипломом, они расписались. И снова
Любовь Васильевна радовалась: сын выбрал жену с такой же профессией, как у нее самой. Невестка будет учителем, ну пусть не русского языка и литературы, а английского, сути это не меняет. Все равно сын высоко ценит профессию матери, потому и жену себе выбрал такую же, на маму похожую.
На юридическом факультете Олег тоже учился лучше всех, получал повышенную стипендию, специализацию прошел по кафедре криминалистики, активно участвовал в работе студенческого научного общества, выступал на всех конференциях, и было вполне естественным, что при распределении ему предложили остаться в аспирантуре. Но от аспирантуры юноша отказался. Тогда перед ним как перед лучшим выпускником курса положили список мест, куда должны были направляться на работу молодые юристы, и Олег без колебаний выбрал Главное управление внутренних дел Москвы, в народе более известное как Петровка, 38.
И снова Любовь Васильевна расцвела от очередного приступа гордости за сына и за себя саму: ее мальчик, скромный молодой человек из скромного райцентра, — и на самой Петровке служит. Это ж помыслить невозможно! Это почти как в космос слетать, по тем-то временам. Петровка, олицетворение честности, мужества, высочайшего профессионализма,
Петровка, о которой написано столько замечательных книг, и в этих книгах каждый герой — образец для подражания.
Юлиан Семенов, Аркадий Адамов, братья Вайнеры — да все, все самые лучшие советские писатели посвящают свои произведения именно им, офицерам милиции, работающим на
Петровке, 38. А фильмы! Сколько прекрасных фильмов снято об их самоотверженной и опасной работе!
— А уж когда Олег сообщил, что поступил в эту, как ее… ну что-то вроде аспирантуры, только для военных…
— В адъюнктуру, — хмуро подсказал Перхуров.
— Ну да, наверное, — кивнула Ольга Ивановна Перхурова. — Он поступил на заочное отделение, чтобы от работы не отрываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22