Мы знали, что наш час близится, и готовились к нему. Мне трудно объяснить, как, ведь проснувшись, я многое позабыл из «каменной жизни». Кажется, я умел управлять какими-то внутренними цепочками, делаясь тверже или мягче, и подготовка состояла в том, чтобы отвердить себя до максимальной величины.
Я очень старался, напрягаясь изо всех сил. Мои соседи по гряде, огромные замшелые валуны спокойно дремали, то наслаждаясь лучами солнца, нагревавшего торчащую над землей верхушку, то нежась под прохладными струйками дождя. Слова «нежась» и «наслаждаясь» плохо подходят к каменным глыбам, но я не могу передать вам те ощущения, и вынужден пользоваться понятиями из языка людей.
И вот – час пробил. Пришли люди, отгребли покрывавшую нас землю и принялись за работу. Из каждого валуна они вытесывали блок для определенной цели. Им только казалось, будто они сами решают, какой камень на что пойдет, на самом деле всем руководил Управитель. Готовые блоки складывали на повозки и отвозили на вершину горы. Там шло большое строительство, и всех нас употребили для возведения стен, башен, домов.
Мне досталась главная роль, хоть блок из меня получился небольшой и странной формы. Мои усилия и работа над собой не пропали даром – из всей гряды выделил Управитель меня одного и предназначил для особо важной функции. Перед тем, как направить сердце главного каменотеса к тому месту, где я пролежал многие века, Управитель взял с меня клятву: быть крепким и жестким, постоянно работать над усилением твердости и всегда помнить о выпавшей на мою долю чести.
– Есть души, предназначенные для высокой цели, – сказал он, – и спрос с них особый.
Дугу внешних ворот поднимали при мне; я видел каждую деталь и все подробности строительства, терпеливо дожидаясь своей очереди. Из толстых бревен и балок соорудили точное подобие будущей арки и на нее осторожно затащили огромные блоки. Между собой блоки ничем не скреплялись: каждый последующий опирался на предыдущий, прижимаясь к нему огромной массой.
Когда обе дуги арки дошли до самого верха, пробил мой час. Я улегся в небольшое пространство между верхними блоками, и вот тут-то и пригодилась моя странная форма и выработанная твердость. Дуги сжимали меня с двух сторон мертвым замком, я оказался вершиной и ключом ко всей арке. Когда бревна и балки убрали, все сооружение стало держаться только на мне. От меня, от моей крепости, теперь зависела судьба огромных блоков, кичившихся своими размерами, и презрительно поглядывавшими на меня во время строительства. Ну, да ничего, теперь все они оказались подо мной, а я, небольшой камень странной формы, возвышался над ними, на самом, самом верху. Теперь я понял, о какой цели говорил Управитель.
Прошли года, или десятилетия, а может быть – века. Подо мной суматошно протекала человеческая жизнь. Разные люди проходили через ворота, воины били таранами в их деревянные створки, цари, окруженные пышной свитой, въезжали под шум возбужденной толпы. Иногда надо мной пролетали стрелы, иногда через меня лили кипяток и расплавленную смолу, а иногда сыпали цветы. Я взирал на шелушение людской жизни отстраненно и равнодушно: войны и примирения, ненависти и любови были так быстротечны и суетны на фоне бесконечного, степенного существования камней.
С горы, на которой стоял город, были видны холмы, покрытые синим лесом, зеленые ложбины между холмами, голубое море у горизонта. С моря иногда прилетал холодный и влажный ветер. От его дыхания на моей поверхности оставались белые налеты соли. Если их не смывали дожди, соль начинала вгрызаться в поверхность, разъедая меня по крупицам, выгрызая мельчайшие песчинки. Я выстраивал защиту, окружая поврежденные места укрепленными цепочками, я понимал важность своего положения и всегда помнил о клятве.
Мои крупинки разлетались в разные стороны, ложились под колеса повозок, забивались в одежду женщин, оседали на конские гривы. Я чувствовал их, я знал, где они, и что с ними происходит, даже отдаленные, они оставались частью меня. Их было мало, очень мало, таких песчинок, ведь я постоянно работал над укреплением твердости и заботился о целости своей структуры.
Холмы, леса, море постоянно стояли передо мной, то мерцающие под солнечным жаром, то прикрытые зыбкой пелериной дождя. И чем дальше я смотрел на них, тем больше мне хотелось рассыпаться на множество песчинок и, прицепившись к лошадиным копытам, или к человеческим сапогам, оказаться там, за зыбким маревом плывущего воздуха.
Нет, полностью рассыпаться я не мог, да и не хотел, ведь тогда арка, порученная мне арка, упала бы, развалилась на части. Речь шла о нескольких сотнях песчинок, не больше, а ведь мое тело состояло из многих и многих миллионов таких частиц.
Поначалу сама мысль о нарушении клятвы казалось чудовищной, но постепенно я привык к ней, и она перестала вызывать трепет и стыд. Ведь я не собирался никого предавать, наоборот, я еще ожесточеннее работал над своими цепочками, но вместе с тем, почему прелести этого манящего, сверкающего мира должны были остаться навсегда недоступными?
Мои крошечные посланники начали потихоньку распространяться по всей округе. О, как это было изумительно и прекрасно, узнавать, что находится за горным перевалом, каков цвет морской волны на рассвете, чем пахнут лесные прогалины в жаркий полдень. Любопытство росло, особенно когда мои песчинки поднялись на корабли и поплыли в разные стороны огромного, удивительного мира. Он обрушился на меня всей мощью своих звуков, запахов, красок. То, что происходило под аркой, теперь стало казаться ничтожным и незначительным Высокие когда-то горы теперь представлялись скромными холмами, а пестрая толпа, струящаяся сквозь ворота – сборищем неотесанных простолюдинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24