Репрессированные до рождения – 3

OCR Busya
«Л. Эгги «Репрессированные до рождения». Литературно-художественное издание»: культурно-издательское агентство «Скифь»; Одесса; 1993
ISBN 5-7707-26-26-1
Аннотация
«Репрессированные до рождения» – первая книга Леонида Эгги. Ее составили две повести – «Арест», «Островок ГУЛАГа» и рассказы. Все эти произведения как бы составляют единое повествование о трагической судьбе людей, родившихся и выросших в коммунистических концлагерях, т. е. детей ссыльных спецпереселенцев.
Появлению первого сборника Л.Эгги предшествовали публикации его повестей и рассказов в периодике, что вызвало большой интерес у читателей.
Факты и свидетельства, составившие основу настоящего сборника, являются лишь незначительной частью того большого материала, над которым работает сейчас автор.
Леонид Эгги
Последнее желание
Вопреки всему выжившим детям ГУЛАГа посвящается.
В июле 1932 года из затерянной в Уральских горах и заросшей непроходимой тайгой Кусьи-Александровской в сторону вишерских спецзон шел этап.
Урал славился не только трескучими морозами, но и летней жарой. Горная дорога, усеянная колотым гранитом, обожженная небывалой жарой, пылала, как печка.
У многих этапников на ногах лапти, которые от каменистого тракта измочалились в лохмотья, поднимая клубы пыли. Некоторые обуты в развалившиеся сапоги, башмаки, а то и попросту обмотали ступни ног в тряпье. У других деревянные колодочки. Кое-кто и этого не имел, шел босиком, держась у обочины, где меньше щебенки… Все они были одеты в простую одежду, давно потерявшую свой цвет.
От палящих лучей солнца спасались кто как мог: косынкой, куском тряпки, а у счастливчиков на голове бумажные колпаки. Все они похожи друг на друга не только из-за осевшей пыли, но и своими мозолистыми руками и обветренными от работы в поле лицами. Это гнали на Голгофу в большинстве своем сельских труженников, во все века кормивших государство. По тому, как кучковались вокруг взрослых ребятишки, сразу можно было определить: этап семейный, в котором большинство – женщины. Здоровых мужчин неделей раньше ранним утром, под усиленным конвоем, увели неизвестно куда.
Чуть ли не впереди колонны идет могучий старик с непокрытой головой, в рубахе из домотканной ткани и таких же штанах. На плечах у него мешок. Не обращая внимания на жару, он из-под косматых бровей зорко всматривается вдаль, готовый ко всему. Чуть позади его семенит в широкой, до земли, юбке старушка с посошком и котомкой за плечами. За нею, друг за другом, в таких же длинных юбках, поднимают пыль четыре девочки-погодки. Где-то в середине колонны идет женщина, окруженная детворой, словно курица цыплятами. Самому младшему лет шесть-семь, держится за мамину юбку.
Идущие в колонне многосемейные – набор этого года. Дети ссыльных тридцатого-тридцать первого годов за две зимы почти все вымерли или вымерзли в землянках. Чуть ли не в самом конце брела пожилая женщина, котомку которой помогала поддерживать – а порой и сама держалась за нее – девчушка лет тринадцати-четырнадцати. Женщина, в придачу к котомке, несла в руках ручную мельничку. Время от времени она спрашивала девочку:
– Доченька, погляди, как она там?
Девочка оборачивалась туда, где в конце колонны шла группа совсем ослабевших, среди которых выделялась женщина среднего роста и приятной внешности. Она шла, машинально перебирая ногами, опираясь на плечо рядом идущей девочки. Потускневший взгляд, пылавшие нездоровым румянцем щеки, потрескавшиеся губы говорили о крайней усталости и болезни.
– Идет, мама! Может, дойдет? Ксения держит ее.
Лесоповал и непросыхающая обледенелая землянка подорвали и так не отличающееся крепостью здоровье молодой женщины. И если бы не поддерживающая ее девушка, она давно упала бы в дорожную пыль. Все они в одинаковых платьях, похожие друг на друга – одна семья, мать с тремя дочерьми.
Впереди них, нарушая монотонное шарканье, раздались взволнованные крики:
– Стой, стой! Туда нельзя!
Мальчишка, державшийся за мамину юбку, увидел перед собой кружившуюся в ярких красках бабочку. Протянул растопыренную ладошку, чтобы схватить ее. Та – в сторону. Он – за ней. Мельтешит красавица перед глазами. Шажок, еще шажок. Обочина, еще чуть-чуть быстрее ножками – топ, топ… Ничего не слышит мальчуган, бежит за бабочкой, хочется схватить ее за крылышки.
Овчарка увидела выбежавшего из колонны в сторону лесочка пацана, посмотрела на державшего ее за поводок хозяина – ждет команды. Конвоир ничего не замечает в полусонной дреме, и не поймешь, кто кого ведет на поводке. Не выдержало энкавэдэшное сердце собаки, рванулась за беглецом. От резкого прыжка сорвало поводок с руки. Бежит она сделать то, чему научена – схватить, погрызть, держать на месте. Бежит вслед за собакой ее хозяин. От головы колонны, прижав винтовку к груди, бежит другой, совсем молоденький солдатик. Конопатое лицо его сосредоточено мыслью: «Успею ли?»
Не успеет – овчарка ближе.
Но еще ближе видна голова деда, спешившего на выручку. Вот он перемахнул через обочину и припустился за пацаном, сколько старость его позволяет. Овчарка видит только нарушителя порядка, сходу делает прыжок, но перед ней вырастает широкая спина старика, который от удара собаки упал на землю. Перекатился несколько раз и увидел перед собой разъяренные глаза, раскрытую пасть, тянущуюся к горлу.
Мальчуган с испугом смотрел на катающегося по земле деда и рвущую его клыками собаку. Пискнул от страха, кинулся к бежавшей навстречу матери. Конвойные почти одновременно подбежали к окровавленному деду, оттянули разъяренного пса.
1 2 3