Господи, как он обрадовался! Как, сказал он, я могу говорить со своим другом?… Да-да, сказала она, удивляясь его радости и понимая каким-то чутьем, что он или давно, или вообще никогда не разговаривал со своим другом по телефону. Она на мгновение задержала трубку в руке и спросила безразличным голосом: что, давно не разговаривали с ним? Ха, топнул ногой старик, еще с фронта! Я только вчера случайно нашел его телефон… Она облегченно вздохнула и сказала в трубку: алло, Н.! Вы меня слышите? Будете говорить с фронтовым другом. И – старику: как вас зовут? Старик, нетерпеливо приплясывая, назвался… Будете говорить со своим другом, повторила она в трубку и передала ее старику. Что вравда, то правда, она покраснела. Все эти пять минут, Что шел разговор, она чувствовала, как поджаривается sa медленном огне. Алло, Тео, изо всех сил кричал старик, топая ногами, ты, Тео? Подумать только!.. И потом: я едва узнаю твой голос. Сколько лет прошло, Тео! Потом он заплакал: алло, Тео, мы живы! Подумать только, мы живы! Она не знала, что отвечал на это муж, но старик то плакал, то смеялся, то лепетал что-то невнятное. Она не знала, что говорил ее муж, но одно видела и слышала хорошо: старик не умолкал. Он кричал, он топал ногами, он трещал без передышки, как ребенок, не давая собеседнику вставить хоть слово. Из его криков она поняла, что Тео – это фронтовой товарищ, о котором он иного лет ничего не знал и которого считал пропавшим без вести. Только вчера он нашел среди старых бумаг номер телефона, записанный на старой газете, и вспомнил, – представляешь, вспомнил! – что это и есть телефон Тео. Он и попробовал позвонить, так, на всякий случай, на авось, честно говоря, он даже не рассчитывал, что из этого что-нибудь выйдет, а просто не хотел упрекать себя потом, что не попытался связаться с Тео, И вот… Подумать только, прошло так много лет, а телефон не изменился. Значит, ты живешь там, где жил до войны, а, Тео? Тео, кричал старик, охваченный радостью, нежностью и болью, Тео, мы с тобой теперь не расстанемся. Я каждый день буду тебе звонить!.. Так он кричал, и телефонистка, совсем потерявшись от страха, от кошмарного и ясного сознания, что старик и впрямь будет приходить сюда каждый день и что это пахнет безумием, выхватила, вырвала трубку у него из руки: пять минут давно кончились! А больше нельзя? – с сожалением спросил старик, медленно остывая. Нет, сказала она, сегодня больше нельзя! Тогда я приду завтра, сказал он тихо. Потом спросил: сколько с меня? Как сколько, не поняла" она и вдруг сообразила: старик говорил по телефону, а междугородные переговоры надо оплачивать. Дело еще не представлялось ей в таком свете. Если она откажется от денег, это будет подозрительно. Не глядя ему в глаза, она сказала: один рубль пять копеек. Как у нее горели щеки, когда она протянула руку за деньгами! Спасибо вам, сказал старик, так я приду завтра. А газета?… Газета, поспешно сказала она, останется здесь, ведь Вы все равно придете завтра… Хорошо, дочка, ласково сказал старик, пусть будет по-твоему. До завтра!.. Ну как, сказал муж, выходя из соседней комнаты. Неплохо, а? Да еще и рубль заработали! Он рассмеялся. Какой рубль? – удивилась она… Но ты же взяла с него плату… Взяла… Вот и заработали, сказал он. Ладно, сказала она, еще не осознав до конца, что произошло в последние десять минут, но эти деньги… Они наши, спокойно сказал муж. Ведь не можешь ты отчитываться в том, чего не было! Она вконец растерялась. Ладно, повторила она, а ты знаешь, что он и завтра придет? Он теперь каждый день будет приходить! Представляешь, в какую историю мы влипли?… Ни в какую историю мы не влипли, сказал муж. О чем речь, в конце-то концов? Здесь один старый дурак – и там, в Н., другой такой же. Две фронтовые развалины, ха!.. Как ты можешь, вскинулась она, эти старики… ведь они воевали!.. Целый день и целую ночь она не разговаривала с мужем. Работала, продавала конверты, ставила штемпеля, посылала телеграммы. Щеки ее горели, и она все время прикладывала к ним холодные пальцы… Откуда в нем столько злости? Она знала, что он способен на низость, но не до такой степени. Я ему никогда этого не прощу, повторяла она. Как он мог?… Но потом… вечером муж сделал вид, что не замечает ее настроения, отговорился усталостью и лег спать, а утром он придвинулся к ней в постели и крепко стиснул ее, и сказал, что она напрасно беспокоится. Кто об этом может узнать, сказал он. Он говорил, чтобы она была посмелее и не прикидывалась дурочкой. Он говорил это, крепко прижимая ее к себе и целуя в шею и грудь. Он говорил, что ничего страшного нет и что все, что они сделали вчера, и сделают сегодня, и будут делать завтра и послезавтра, что все это не более чем забавно. Это будет интересная история, сказал он. Можно роман писать!.. Хорошо, милый, сказала она в конце концов, хорошо, хорошо… но о чем ты с ним будешь говорить? Ты себе представляешь? А если он задаст тебе такой вопрос, на который ты не сможешь ответить?… Положись на меня, сказал он, и ни о чем не беспокойся. Ты только соединяй нас и получай деньги. Деньги! Лучше б он отколотил ее! Лучше б он выгнал ее из дому, чем говорить такие слова! Мало того, что они затеяли дело, грязное само по себе, так еще надо обирать бедного старика!.. Ах, если бы муж не обнимал ее так крепко! Он прижимал ее к себе и обнимал так, что она задыхалась, и, сам задыхаясь, говорил ей нежные слова, и в конце концов, оттолкнув его от себя и облегченно и счастливо дыша, она сказала: будь что будет… Что она может возразить? Раз он так настаивает, значит, и в самом деле не стоит волноваться. И потом… кто старший на почте? Он! Что же она мучается? Что делать, если так вышло, если они потеряли этот злосчастный номер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11