Достала из-под груды одежды скомканный пакет с печенкой и вылезла через окно в сад, чтобы закопать улику. Папа умер, мама любит только Розалинду – значит, от печенки надо избавиться побыстрей. Не хватало, чтобы мама нашла. Ох и влетит же ей тогда! Ночь выдалась дивная: небо в сияющих звездах, а трава вся в инее и похрустывает под ногами. Эллен, в пижаме и синих мохнатых тапочках, изумленно крутила головой. Оказывается, пока она лежала под одеялом, сжавшись в комок от ужаса, все эти чудеса ждали ее. И здесь ни капельки не страшно.
Эллен принесла из сарая совок и вырыла ямку – за кустом сирени, чтобы не было видно из окна гостиной. Закопав злосчастный пакет, разровняла землю. Вот и все, теперь никто не узнает. Эллен оглянулась, и вот тут-то к ней в первый раз прискакал Гром.
Окажись кто-нибудь поблизости, он увидел бы девочку в байковой пижаме и мохнатых тапочках, стоявшую на цыпочках в крохотном, невыносимо опрятном садике. Она радостно протягивала руки, обнимала и гладила пустоту, холодную пустоту. Нужно было видеть мир глазами Эллен, стать частью ее вселенной, чтобы понять, что обнимала она самое дорогое существо, могучего и статного вороного жеребца, который постукивал копытом по аккуратно подстриженному газону.
Глава третья
Иногда Эллен перебирала в памяти события своей жизни, выстраивая целый ряд «если бы». Не будь она в детстве такой непоседой, не скачи по ночам на невидимом коне по полю для гольфа – не засыпала бы на уроках. Не засыпай она на уроках – слушала бы учителей повнимательней. Слушала бы учителей – получила бы аттестат получше. С хорошим аттестатом нашла бы работу поприличней, а не стала бы продавщицей в универмаге, в отделе канцтоваров и книг. Не пошла бы работать в универмаг – не стала бы читать комиксы, которые там продавались, и не встретила бы своих подруг и сестер по разуму, Карен, Шарон, Элис и Кэти. Не встретила бы их – не придумала бы «Гангстерш», свой первый комикс («Вперед, гангстерши, отомстим за наших сестер!»), не отправила бы его Стэнли Макферсону, владельцу студии «Небо без звезд Лимитед», деловому человеку и мечтателю, и ей не поручили бы писать сценарии для фантастических комиксов. Если бы не эта работа, не обедали бы они со Стэнли в баре «Устрица» и не заметила бы она у стойки Дэниэла Куинна, смотревшего на нее в упор. Если бы Эллен не увидела его и тут же не притворилась, что не замечает, – он не подошел бы поболтать, она не отправилась бы в тот же вечер к нему на свидание, не легла бы с ним той же ночью в постель, не вышла бы через полтора месяца за него замуж и не было бы стольких глупостей, ругани, раскаяния, хорошего и плохого секса и нескончаемых споров, в которых всегда побеждал Дэниэл. Он не срывал бы на Эллен свою злость, а Эллен не стала бы свидетельницей его страстных исканий. Чего же он искал? Ни он, ни она не знали.
Порой Эллен кажется, что главная цель ее жизни – вновь испытать мгновения абсолютного счастья, которые ей довелось пережить в то лето, лето сиу.
В следующий раз Эллен улизнула на встречу с Громом в ночь после похорон отца. Она принесла Грому кусочек печенья и бутерброд с красной рыбой, которые чуть погодя сама же и съела. На вторую ночь она снова ушла к Грому. И еще через пару ночей. Вскоре ночные вылазки вошли в привычку. Каждый вечер Эллен ложилась в постель, борясь с искушением: за окном ждала ночь, звезды, мягкая весенняя трава, чудесный скакун. Всякий раз она не выдерживала и сбегала и вскоре совсем ушла в мир фантазий.
Однажды, скача на Громе, Эллен оглянулась и увидела сиу. Горделивые, в головных уборах из перьев, верхом на разукрашенных индейских пони, выстроились они позади нее. Теперь Эллен не одна. Целое племя воинов защищает ее. Больше нечего бояться. С тех пор воины сиу не покидали Эллен. Она разрисовала себя с ног до головы маминой помадой и тенями; в красно-голубых узорах читалась история всей ее жизни: геройская гибель отца, могучего вождя; жизнь в вигваме с матерью и сестрой; пощечина от учителя за то, что Эллен в который раз заснула на уроке. И неудивительно – ведь по ночам ей было не до сна. Почти голышом, в одних штанишках от пижамы, скакала она, протягивая руки к небу, с визгом и гиканьем. Через много лет, глядя на поле для гольфа и вспоминая свой сказочный мир, Эллен вновь мечтала о такой же беспечной свободе.
После смерти отца в доме Дэвидсонов стало мрачно. Еще мрачнее, чем прежде. В семье воцарилась всеобщая тихая тоска. Тосковать – дело нехитрое; скука ни от кого ничего не требовала и всех устраивала. Ужинать садились в тот же час, что и раньше, когда ждали отца с работы, и в остальном жили так, будто Дугласа Дэвидсона вовсе не было на свете. Никогда не говорили о нем. Лишь изредка, в четыре-пять утра, когда Эллен возвращалась домой после ночных приключений с индейцами, из спальни матери слышались приглушенные рыдания. Но со временем и они стихли.
Мать Эллен нашла утешение в однообразной, скучной готовке: в понедельник – рагу, во вторник – печенка, в среду – котлеты, в четверг – снова котлеты, пятница – рыбный день, хоть Дэвидсоны и не католики. В субботу – разогретый пирог, а по воскресеньям – ростбиф. В доме стало неуютно, безрадостно. Семья собиралась вместе только во время унылых обедов Жанин. У этой женщины был дар превращать хорошие, питательные продукты в безвкусные блюда.
– Накрой на стол, Эллен, – приказывала она.
Эллен послушно отрывалась от любимой передачи. Стелила скатерть. Раскладывала ложки и вилки, соль и перец ставила посередине, а сахар и молоко – на другом конце стола, где обычно сидит глава семьи, пусть никто уже там не сидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75