грязные стаканы; пригоревшие кастрюли, а в холодильнике – нетронутый кусок рокфора, забытый, одинокий. «Кто-то неплохо повеселился, – подумала Эллен, хмуро глядя по сторонам. – Ладно, утром разберусь».
Ее слегка подташнивало, во рту пересохло, в больной голове вертелись обрывки пьяных разговоров: любовь и секс, заграничные поездки, суждения о незнакомых ей книгах и фильмах. Утром разберусь.
Эллен голышом нырнула под одеяло, повторяя: «Больше не буду, не буду. Никогда, ни за что». Снова и снова. И вдруг явственно вспомнила события пьяной ночи, будто все ее глупости выложили перед ней на черной шелковой простыне. «Больше не буду, не буду», – вновь поклялась она себе и забылась тяжелым, нездоровым сном.
Через два часа Эллен очнулась. В комнате кто-то был. Эллен не могла шевельнуться, голова раскалывалась. Она не сразу поняла, что за шум разбудил ее. На фоне окна виднелся темный силуэт – возле кровати стоял Дэниэл и смотрел на нее.
– Дэниэл?
– Ах ты сука, – прошипел он. – Грязная сука.
В растерянности Эллен не нашлась с ответом.
– Дэниэл!
– Устроила пьянку, а меня не пригласила. Даже не вспомнила обо мне, так ведь?
– Мы не живем вместе, Дэниэл. У меня своя жизнь.
– Своя жизнь? У тебя-то? Да ты мою жизнь себе присвоила! Это была моя жизнь. Моя. Здесь, в этой квартире.
Дэниэл был уязвлен. Он представил, как вся компания сидит за столом, пьет, смеется, а до него никому и дела нет. Он жил здесь много лет, а миссис Бойл с ним и двух слов не сказала. Рональд и Джордж при встрече на лестнице лишь бросали небрежное «здрасьте». Но Эллен… ах, Эллен, его жена, темноволосая скромница в черном… все мечтали с ней познакомиться. «Чем вы занимаетесь?» – спрашивали у нее. «Э-э… пишу комиксы», – вежливо отвечала она, и все охали и ахали: «Как замечательно! Как интересно!» И приглашали ее на чай. Или куда-нибудь еще.
– Ты забрала мою жизнь. Мои книги, музыку, все остальное – а ведь это я сделал из тебя человека. Рассказывал тебе обо всем. О книгах, о фильмах. Когда мы познакомились, ты ничего не знала.
Эллен с трудом приподнялась на локте, но тут же снова рухнула на постель. Господи, только не сейчас!
– Не надо, Дэниэл. Уходи, прошу тебя.
– «Уходи, прошу тебя!» – передразнил он. – «Уходи, прошу тебя!» Так всегда. «Уйди, Дэниэл! У нас с тобой все кончено!»
И Дэниэл уходит, как послушный мальчик. И ему хоть бы что.
Эллен вздохнула. Все их ссоры были похожи друг на друга: детские обиды, боль и гнев Дэниэла.
– Я ничего у тебя не отнимала, Дэниэл. Я возместила годовой долг за квартиру. Твое счастье, что тебя не вышвырнули. Я расплатилась по твоим счетам. Подключила телефон. Заплатила штрафы за парковку, хотя никакой машины до сих пор не видела.
– Я утопил ее в реке.
– Господи. Я заплатила твой налог на голосование. Ты задолжал за много лет. Дэниэл, ты кончил бы тюрьмой. Это я тебя вытащила.
– Пошла ты!
Вечное «пошла ты!», когда не хватает обидных слов.
Эллен вытянулась на постели, с головой накрылась одеялом.
– Оставь меня в покое.
– Не оставлю, – прошипел Дэниэл, рывком сорвав с Эллен одеяло и швырнув его через всю комнату.
Эллен стала отбрыкиваться, закрылась подушкой.
– Перестань, Дэниэл.
Это было ужасно. Дэниэл был страшен: разъяренный, сам не свой от ненависти. Если бы он ненавидел Эллен, а не себя, было бы куда легче. Дэниэл склонился над ней. От него разило виски. Он был пьян еще сильнее, чем Эллен. Схватил ее запястья, прижал их к подушке над головой, залез на кровать, навалился на Эллен. Ей стало страшно, противно. Она отбивалась как могла. Лягалась и царапалась.
– Пусти меня, Дэниэл! Пусти!
Дэниэл не отпускал ее, зловеще молчал. Коленом он раздвинул ей ноги.
– Дэниэл, умоляю. Пусти меня. Пожалуйста.
Губы Дэниэла коснулись ее шеи. Он дышал ей в лицо. Прижимался к ней крепче и крепче.
– Я следил за тобой. Могла бы и меня пригласить. Ты обо мне и не вспоминаешь. Что ж, вот он я!
Он взял ее. Вошел в нее.
– Вот и я, – повторил Дэниэл.
Эллен всегда хотела его. Но не так, не так!
– Не надо так! Нет!
Его тело всегда завораживало ее. Дэниэл был сложен не как взрослый мужчина, а как подросток, как мальчик. Мужчин Эллен боялась. Мужчины большие, страшные и обзывают тебя курвой.
– Дэниэл! – кричала Эллен. – Не надо! Пусти меня! Пусти! – И все равно льнула к нему.
Он двигался внутри нее.
– Вот я. Вот я. Здесь. Я пришел.
Он кончил. Но не с обычным воплем радости и облегчения. На этот раз он просто взвыл – так исступленно, что Эллен готова была его простить. Он упал на нее без сил. Отодвинулся. Обхватил колени руками. Сгорая от стыда, сжал голову.
– Прости меня. Прости. Прости. Я не хотел.
– Нет, хотел!
В комнате было холодно, но Эллен и не пыталась укрыться. «Замерзну, посинею от холода, буду дрожать как осиновый лист. Все из-за него, мерзавца».
– Будь ты проклят! – сказала она вслух, понимая, как глупо выглядит.
Дэниэл лежал с ней рядом не шевелясь. Шумно вздыхал, глядя перед собой.
– А ну хватит, – шикнула на него Эллен. – Или уходи, или ложись по-человечески. Мне нужно поспать.
Дэниэл повернулся к ней. Эллен клялась его не прощать, но все равно обнимала его, гладила по волосам. Целовала в макушку. Не могла вынести его боли.
– Подлец. Совсем не умеешь жить. Еще хуже, чем я. – Эллен прижалась губами к его шее, лизнула ее. Соленая. От пота. – Ты весь мокрый. Раздевайся. – И сама помогла ему раздеться. – Ну вот, совсем другое дело.
В голосе ее звучала материнская забота, Эллен сама удивилась. Она не подозревала, что в ней живут такие чувства. Эллен и Дэниэл лежали обнявшись.
– Когда я была маленькая, мама мне сказала, что я ей не нужна, – призналась Эллен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75