– Бриджит ушла от меня.
Эллен ахнула:
– Не может быть! Почему?
– Я обжора. Пропадаю на работе. По выходным места себе не нахожу. Надоел я ей. Но уж никак не больше, чем себе самому, уверяю тебя.
– И что же тебе теперь делать?
– Объедаться. Пропадать на работе, а по выходным ворчать и скучать. Поздновато меняться, так ведь? – Оба покачали головами, хмуро уставившись перед собой. – Мне кажется, Дэниэл тебя по-своему любит, – добавил Стэнли.
– Любить-то он любит. Но я не могу смириться с тем, что у него другие женщины. То есть, – Эллен понизила голос, – что он мне изменяет, обнимает и целует другую, не меня. Если честно, не желаю ни с кем его делить. Понимаешь…
Покончив с бутербродом Эллен, Стэнли собрался было к стойке за очередной порцией съестного.
– Что?
– Эта… его… штука…
Эллен так и не научилась называть части тела (ни собственные, ни чужие) своими именами. Стэнли таращился на нее, явно не вникая в суть, тупица.
– Эта штука… – повторила Эллен. – Как представлю, куда он ее сует… Что он с ней делает. Что с ней вытворяют другие женщины. Да чтоб ее и близко не было!
– Мягко сказано – близко, – без тени насмешки отозвался Стэнли, а про себя подумал: почему именно мне женщины доверяют свои тайны? Знал бы – изменился бы. Не надо мне чужих тайн. – Возьму-ка я пирога со свининой, – сказал он.
Эллен разрыдалась. Боже, как больно! Ей-то казалось, что Дэниэл, ее награда, принадлежит только ей. Как он красив! По вечерам Эллен ждала его, прислушивалась, когда раздадутся на лестнице его шаги, щелкнет в замке ключ. Каждый раз он не входил, а врывался, взахлеб рассказывал, как у него прошел день. Швырял на диван куртку, падал в кресло, сцепив ладони за головой. Жизнь его казалась Эллен удивительной, таинственной, полной приключений. «Я встретил того типа… он знал того хмыря… выпили с ним по стаканчику, столковались… поставил тридцать фунтов на Джокера и выиграл… вот, смотри!» Он доставал пачку денег или какую-нибудь мелочь для Эллен – шелковый шарфик или серьги. Дэниэл такой чудесный, а она… Чем она занимается? На работу – с работы. Уходит в полдевятого. Приходит в шесть. Ничегошеньки не знает о типах и хмырях. Сидит за письменным столом, сочиняет комиксы, правит сценарии, ходит на совещания и так далее. Обедает, а после обеда – все то же самое. Скучный я человек, думала Эллен. Ничего выдающегося. Живу как все. Дайте мне чашку кофе да шоколадный батончик – и я счастлива!
Каждую субботу Эллен и Эмили Бойл, взявшись под руки, отправлялись на «грибную охоту». Возвращались они обычно с пустыми руками и в легком подпитии. Нет, не пьяные, а чуть-чуть навеселе, на грани трезвости и легкого, счастливого опьянения. Дэниэл, вне себя от злости, слушал их болтовню у подъезда, хихиканье и предательский звон бутылок в пакетах. Эмили приглашала Эллен к себе и угощала обедом. Единственный раз за всю неделю Эллен удавалось поесть как следует.
– Я не учу тебя готовить, – повторяла Эмили. – Я учу тебя ценить еду. В ней наше здоровье и трезвый рассудок. Никогда не принимай решения и не занимайся любовью на пустой желудок. Другими словами, если тебе еще раз сделают предложение, не вздумай отвечать, не съев бутерброд с ветчиной.
В ресторане «У Пьера Виктуара» они заказывали фирменное блюдо и запивали вином. Требовали еще бутылку, пили, курили. И так до самого вечера. Присоединялась к ним и Кора.
– Рахманинова называют романтиком, – рассуждала как-то Эмили Бойл. – Между тем рапсодия на тему Паганини очень строгая, без излишеств. Более того, – Эмили взяла у Эллен сигарету, – заключительная часть начинается с последовательности квинт. Это ведь уже не девятнадцатый век, не так ли?
– Вы с ним спали? – ляпнула Кора.
– С Рахманиновым? Спала? Боже сохрани, как можно спать с таким мужчиной? Он был сухарь! Высокий, угрюмый. К тому же примерный семьянин. Нет уж, у меня и без него любовников хватало.
Слова «Рахманинов» и «фортепиано» Эмили выговаривала по-особому. Тянула гласные. Напевно, со вкусом, как будто хотела задержаться на них подольше. Рааахмааанинов. Фортепиааано. Эллен нравилось. Дома, в ванной, она частенько изображала миссис Бойл. «Ра-а-ахма-а-анинов! Ка-а-а-кая га-а-а-адость! Кла-а-а-ассная у ва-а-ас за-а-а-адни-ца!» Ей казалось, будто голос миссис Бойл отливает золотом.
– Нет, я всего лишь играла с ним в четыре руки, – в который раз поведала Эмили.
– Да-да, вы рассказывали.
– И не раз повторю. Верьте моему слову.
– Понятно, – кивнула Кора. – Мне просто было любопытно.
– Я выпью мартини с водкой. – Эмили сделала знак официанту. – Присоединитесь?
Кора и Эллен дружно отказались. Однако лихость Эмили сразила их наповал.
– Знаю, нельзя мне, – попыталась оправдаться она. Эмили и самой было слегка неловко за свое пьянство. – Но с другой стороны, чего мне бояться, в мои-то годы? Моей печенке столько же лет, сколько мне. Целую вечность я ее травила, помучаю и еще годик-другой. Слава богу, я свою печенку никогда не увижу! Я себя, разумеется, ругаю, даю слово бросить. И все-таки приятно грешить! И тело этого требует, и душа. Значит, я в ладу с собой.
Эмили блистала, увлеченно делясь своей жизненной философией. Полбутылки бароло, пара бокалов мартини с водкой – и она с каждым готова поделиться мудростью.
– Все вы, молодые, одинаковы. Все поколения молодежи. Думаете, вы изобрели секс. Сомневаюсь. Господи, да мы в ваши годы тоже развлекались на славу. И к лучшему, что не были такими пошлыми, как вы. Вы ничего не стесняетесь.
Эллен пила вино. Кора переключилась на минералку, эспрессо и дым от сигарет Эллен.
– В войну все спешили налюбиться. Это я вам точно говорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75