Эллен ничего подобного не ожидала. Она представляла себе Стэнли совершенно иначе: эдакий бизнесмен, в деловом костюме, рявкает в телефонную трубку, раздает указания, грубит.
В кабинете Стэнли творилось черт знает что. Горы хлама громоздились на горы хлама, служа фундаментом для очередной горы. Кипы бумаг на письменном столе. Груды папок на полках за спиной у Стэнли. Завалы мусора на подоконнике, где ютился и плющ, полузасохший, отчаянно цепляющийся за жизнь. Телефон в кабинете не умолкал. Свитер у Стэнли был с дырой на рукаве. Джинсы грозили в любую минуту треснуть в паху, не выдерживая напора втиснутых в них ляжек. Во время разговора Стэнли барабанил пальцами по столу, а передвигался короткими перебежками.
Эллен привела его в восторг. Вот кого он искал с самого начала! Ему нравилась робость Эллен, ее нерешительность. Сущий ребенок – застенчивый, с буйным воображением. Из этой девочки можно вылепить сценариста. А главное, она никуда не денется. Два ее предшественника упорхнули от Стэнли: один – в Лондон, другой – в Сан-Франциско.
Стэнли потер жесткую бородку – предлагая Эллен работу, он не забывал о собственных интересах, а потому чувствовал легкие укоры совести. Стэнли знал: придет время, и он введет Эллен в свою семью. Станет ее кормить, познакомит с деликатесами и хорошими винами, в которых сейчас она ровно ничего не смыслит. Откроет ей новый мир – мир книг, музыки и кино. Стэнли живо представил себе, как это все будет. Точно так же он облагодетельствовал немало художников, сценаристов и, что греха таить, просто приглянувшихся ему людей. Стэнли был умница и добрая душа. Но считал себя циником и размазней. К себе Стэнли Макферсон всегда был строг.
– Ну что это за работа! – в отчаянии ломала руки мать Эллен. – Что из тебя выйдет? Ни достатка, ни будущего.
Именно этого Эллен и ждала. Ей важно было поступить матери наперекор. Чем сильнее негодовала мать, тем легче было Эллен на что-то решиться. И она приняла предложение работать в студии.
В первый день Стэнли повел Эллен «знакомиться с ребятами». Эллен нерешительно остановилась в дверях, озираясь по сторонам.
– Это Эллен, – представил Стэнли. И широко взмахнул рукой: – Эллен, это ребята.
Целый штат мужчин! Жуть. Такого Эллен не ожидала. И «ребята», видимо, тоже. Неловко ерзая на стульях, они пытались изобразить радушие. Сплошь молодняк: редактор сценариев, дизайнер (он же художественный редактор) в стальных очках и с хвостиком на затылке. Дни напролет он возился со шрифтами, составлял из букв слова, для каждой буквы подбирал свой шрифт. Чудак, подумала Эллен, но чудак милый. Еще один сценарист, Дон. И Билли, на все руки мастер. Он продавал рекламные места, разгружал фургоны с комиксами, когда их привозили из типографии, отвечал на звонки, приносил бутерброды, делал ставки у букмекеров и работал, пожалуй, больше всех остальных. Рано или поздно все разлетятся кто куда, а Билли из мальчика на побегушках станет редактором сценариев. И никуда не денется, как и Эллен.
Во взглядах ее новых коллег читалось подозрение. Женщина-сценарист – существо в мире комиксов невиданное. Это неправильно. Женщина должна быть женщиной, разве нет?
Эллен кивнула в знак приветствия и села за отведенный ей стол. Волосы падали ей на лицо, от нее пахло пачулями. Она понятия не имела, что сказать вслед за положенным «здравствуйте». Две недели она просидела тихонько, стараясь не делать лишних движений. Если нужно было в туалет, Эллен терпела до последнего, потому что даже из комнаты выходить было стыдно. Казалось, туфли безбожно скрипят, а малейший шорох ее платья подобен грому, так что все вокруг перестают работать и глядят на нее. Стыд поднимался из самых глубин ее души. Эллен горбилась, не отрывала глаз от своих рук, а если приходилось говорить, то бормотала чуть слышно.
Приходила она к девяти, минута в минуту, уходила в пять. Обеденный перерыв у нее длился ровно час. Эллен не сразу поняла, что во всей студии лишь она одна такая добросовестная. И пусть обед у нее теперь затягивается часа на полтора, а то и дольше, Эллен ни на что не променяла бы утренний час между девятью и десятью, когда вся студия была в ее распоряжении. В этот час к ней приходили самые интересные мысли.
Со временем к тихой, застенчивой Эллен в студии привыкли. Она научилась поддерживать обмен шпильками, вместе со всеми обсуждала любимые песни, телепередачи и как лучше всего макать печенье в чай. В споре, доживут ли джинсы Стэнли до конца месяца, а то и до конца его дней, Эллен поставила на джинсы – и выиграла десять фунтов. «Чистая физика, – сказала она. – Давление бедер на материю. Если Стэнли не растолстеет, то и давление не увеличится». Шутка всем пришлась по вкусу, Эллен стала своей в компании. Даром что женщина, на бабские темы не говорит. И не прихорашивается часами перед зеркалом. А дело было в том, что Эллен ненавидела свое лицо. Считала его слишком наивным и открытым – с той ночи, когда мать бросила ей: «Только не ты!» В зеркало Эллен старалась смотреться пореже, а пудриться и красить губы научилась не глядя. Запах пачулей ей прощали. Для девушки она вполне ничего. Сойдет.
Стэнли отвел Эллен стол у окна, ближний к двери. Если на нее найдет внезапный приступ женственности (а последствия, как он знал по опыту, могут оказаться самые непредсказуемые), у нее должны быть пути к отступлению. Возможность выскочить вон или уйти в себя, устремив взгляд в окно. Эллен по большей части выбирала окно. Разглядывала прохожих на улице. Чужая жизнь всегда ее завораживала. Стэнли частенько заставал Эллен у окна и улыбался про себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75