Но ее потребность сделать на момент передышку оказалась сильнее простой логики.
– Я, – произнес Тобиас.
– Удостоверился ли ты в том, что вода из труб выпущена?
Этот вопрос был чисто риторическим. Ведь если бы он выполнил то, о чем она спрашивала, то ничего бы не случилось.
– Я распорядился, чтобы это было сделано.
Его спокойствие лишь усиливало ее гнев.
– Но потом не проверил, так?
– Доната, неужели ты всерьез ожидаешь, что…
– Ты, наверное, удивишься, но так оно и есть. Да, ожидаю, что на моих стройках контролируется все, решительно все до последней детали. – Она вскочила.
– Разрыв водопроводных труб? – спросил Тобиас, страшно побледнев.
– В трех домах!
– Мне ужасно досадно, Доната!
– А что толку от твоей досады! – Она повернулась к двери. – Я еду туда.
Тобиас подбежал к ней.
– Мне тебя сопровождать?
– Нет, благодарю, – бросила она и оставила его в растерянности.
Дверь за ней защелкнулась.
– Как можно быть такой бездушной? – воскликнула Вильгельмина. Ее пухлые щеки горели.
– Ну, тут у меня совершенно другое мнение, – заметил Гюнтер Винклейн с вызывающей улыбкой.
– Ах, вот как? – спросила взбешенная Вильгельмина.
– Вы еще недостаточно знаете нашу шефшу. Если бы господин Мюллер не был ее любовником, то он бы так дешево не отделался.
Тобиас повернулся к нему.
– Надо бы сейчас съездить вам по морде. Вы это явно заслужили.
– Так чего же вы медлите? – раздраженно спросил Винклейн. – Вам ведь в этой фирме все позволено.
Вильгельмина совершенно растерялась.
– Тобиас… Господин Винклейн! Вы же не собираетесь действительно драться? – закричала она, всплескивая руками. – Вы ведь отлично знаете, каково положение фирмы. Не можете же вы еще ко всему этому…
Тобиас взял себя в руки.
– Не волнуйся, Вильгельмина. Я на провокацию не поддамся.
– Я вообще не понимаю, с какой это стати вы на меня ополчились, господин Мюллер! – промолвил Винклейн. – Разве вам так уж неловко, что вы – любовник шефши?
Вильгельмина буквально бросилась между двумя задиристыми петухами.
– Ну, хватит, – крикнула она. – Хватит, говорю вам! Расходитесь! Марш обратно к чертежным доскам, и немедленно! Вам известно, чего ожидает от нас шефша.
– Хотел бы я знать, кто это дал право именно вам, цыпленок вы однодневный, отдавать нам приказы, – прошипел Винклейн.
Но вмешательство Вильгельмины имело успех. Вскоре совещательная комната опустела.
Доната пожалела о своей вспышке, едва только выехала из города; ей стало стыдно, что она вот так, полностью, потеряла контроль над собой.
Причины для недовольства действительно существовали, но она реагировала слишком уж несдержанно. Аварии на стройках неизбежны, да ведь и на самом деле за практическое-то выполнение работ отвечает строительная организация. Но опыт научил Донату, что надеяться на это нельзя, что следует постоянно все проверять собственными глазами, а иногда и действиями, убеждаясь, что все в порядке. Тобиас же ее опытом не обладал. Было бы вполне справедливо строго спросить с него за упущение, но все же не в таком тоне и не в присутствии всей команды. Видимо, он воспринял ее нахлобучку как унижение.
Она твердо решила извиниться перед ним еще до исхода дня.
Поговорить же с Тобиасом она собиралась к концу работы, когда все остальные уйдут.
Но из этого ничего не получилось: в этот вечер он не задержался, как обычно, а ушел, даже не дождавшись, пока закончит работу она.
Улыбка, с которой она собиралась просить у него прощения, застыла на ее губах. Разочарование было подобно боли от удара под дых. Доната скорчилась.
В последующие дни Доната и Тобиас общались между собой только по чисто служебным делам, а в остальном избегали встреч, обходя друг друга как можно дальше.
Она и не думала вновь предпринимать попытку примирения. Никому не должно было даже в голову прийти, что вот она, жалкая и несчастная, за ним гоняется. Если он считает уместным дуться на нее, пусть себе дуется. Во всяком случае, с точки зрения дела, она права. Она тоже имела основания ждать от него извинения.
При создавшемся положении вещей ей оставалось только держать себя достойно, а это стоило ей колоссального напряжения. Конечно же, их конфликт отражался и на общей атмосфере офиса. Меньше, чем раньше, смеялись и шутили, меньше флиртовали и поддразнивали друг друга, но зато все набросились на работу просто с какой-то одержимостью. О столкновении между Тобиасом и Гюнтером Винклейном Доната и понятия не имела, но ей бросилась в глаза озабоченность Вильгельмины, так не похожая на свойственную ей задорную манеру поведения. Доната решила, что должна поговорить с молодой женщиной и прощупать причины происшедшей с ней перемены. Ведь у Вильгельмины, как представлялось Донате, было меньше всего оснований проявлять озабоченность в связи с разрывом отношений между хозяйкой и Тобиасом.
Но задать Вильгельмине соответствующий вопрос как бы между прочим случая не представилось, а делать это в чересчур официальной форме Донате не хотелось. Зато ей пришлось вместо этого поговорить однажды с Розмари Сфорци.
Когда в офисе не было посетителей, секретарша имела обыкновение вести себя крайне неприветливо. Доната к этому привыкла, она относилась к такому поведению без раздражения и объясняла его личными проблемами Розмари.
Но однажды утром, когда госпожа Сфорци принесла в ее кабинет почту, лицо секретарши выглядело еще более мрачным, чем обычно. Доната стояла за своей чертежной доской.
– Что с вами? – спросила она. – Плохо себя чувствуете?
– Как-нибудь уж обойдется, – услышала Доната ее уклончивый ответ, сопровождаемый пожиманием плеч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71