Она не отвела глаз.
– Штольце.
– Ну, и что теперь?
– Он считает, что это отравляет производственную атмосферу.
– Это свинство!
– Я ему ответила то же самое, но чем дольше думаю о нашем случае…
Тобиас вскочил.
– Этот закоренелый бюрократ! Как это ты позволяешь ему читать тебе мораль?
– Я уже сказала, что долго думала об этом и пришла к выводу, что не так уж он и неправ. Сядь, пожалуйста, на место! Играть в дикаря, ей-богу, смысла не имеет.
Он продолжал стоять.
– Но мы ведь при всех вели себя прилично: ну, обменяемся легким поцелуем, ну, пройдемся под ручку и все такое прочее, а больше-то ничего.
– Конечно, прилично. Никто тебя в неприличии и не упрекает. Но все же заметили.
– А если и так? – Тобиас медленно опустился на стул. – Ты ведь в своей фирме хозяйка и можешь вести себя, как душе угодно.
– С моей стороны было бы как раз довольно глупо создавать беспокойную обстановку в собственной фирме, разве не так?
– Но всем прочим наши отношения, может быть, совершенно безразличны. Да ведь так оно и есть.
– Говорят, Вильгельмина теряет голову от ревности.
– Вильгельмина? Я никогда не давал ей никаких поводов для этого.
– Но все же флиртовал с ней?
– Как с любой девушкой. Что тут особенного?
Доната закурила сигарету.
– А ты действительно флиртуешь со всеми подряд?
– Разумеется. Хорошенькие этого ожидают, а менее привлекательные тем более рады. Это же совершенно невинное занятие.
– Видимо, Вильгельмина все же тебя неправильно поняла.
– Значит, она – глупышка.
– Возможно.
Он тоже взял сигарету, что делал редко, и показался ей невероятно молодым, когда начал неумело пускать дым.
– Собственно, с какой стати мы ссоримся из-за Вильгельмины?
Хотя разговор был достаточно серьезным, она невольно рассмеялась.
– Во-первых, мы вовсе не ссоримся, а, во-вторых, не в Вильгельмине дело. Она всего лишь добровольная практикантка, с нею даже не подписывался договор о приеме на работу. Я в любое время могу ее уволить.
– Почему же ты этого не делаешь?
– Потому что толку от этого не было бы ни для кого. Штольце-то обеспокоен связью между нами.
– У него разве есть на это право?
– К сожалению, да. Он в фирме с самого ее основания, отвечает за все фирменные дела…
– Это и я мог бы, – прервал он.
– У тебя нет такого опыта.
– Зато я мыслю по-современному и знаю, какова ныне обстановка со спросом на строительные работы. А он уже покрылся плесенью с ног до головы.
– У него в фирме деньги.
Тобиас наморщил лоб.
– Без которых ты обойтись не можешь?
– Не совсем так. В крайнем случае я могла бы получить ипотечный заем под мой дом. Или даже просто продать его.
Он снова вскочил.
– Твой замечательный дом? – с ужасом вскрикнул он.
Она придавила сигарету.
– До этого еще не дошло, Тобиас, – успокоила она его. – Возможно, что никогда и не дойдет. Я об этом упомянула только потому, что, как мне кажется, надо рассмотреть все аспекты дела. Факт таков: либо ты отказываешься от своего места в фирме, либо Штольце уходит из нее вместе со своими деньгами. Он поставил передо мной вопрос именно так.
Тобиас молча отошел к окну-панораме. Она последовала за ним и посмотрела на сад, который уже выглядел почти как зимой. Деревья и кусты оголились, и лишь деревянный настил террасы мерцал своими теплыми красноватыми тонами. Вода бассейна купальщиков уже не привлекала.
– Не отчаивайся, – сказала она. – Ситуация, правда, идиотская, но мы уж с ней как-нибудь справимся.
Он повернулся к ней.
– Я не могу отказаться от тебя, Доната.
– Этого от тебя никто и не требует. Найдем тебе другое интересное место работы, а встречаться будем как «независимые частные лица», сколько захотим.
– Это уже не то, что было.
– Верно, не то, – печально признала она, – мне бы тоже хотелось всегда иметь тебя под рукой.
– Почему ты не хочешь выйти за меня, Доната? Это могло бы все изменить. Если мы станем мужем и женой, сплетничать будет не о чем.
Она под улыбкой скрыла, что тронута.
– Мальчик, мой дорогой, ты не можешь говорить об этом всерьез.
– Да могу же! Клянусь тебе, что я серьезно! И не называй меня мальчиком! Да и обращение «мой дорогой» тоже звучит достаточно затасканно.
– Тебе не нравится?
– Конечно! Ни с какой стороны! Называй меня «любимый» или, скажем, просто «Тобиас».
– Запомню.
– И еще: ты хочешь стать моей женой? Только не думай, что я позарился на твои деньги. В брачном контракте можно предусмотреть раздельное имущество.
– Это сейчас вовсе не стоит на повестке дня. Мне надо ехать. Я уже опоздала. Подумай над тем, что я тебе сказала! Нужно что-то решать. И поверь мне: даже если удастся переубедить Штольце (что, впрочем, кажется мне невероятным), все равно в перспективе ничего хорошего в фирме ждать не приходится.
После всего этого, даже прояснив Тобиасу наконец ситуацию, Доната не почувствовала облегчения. Ей представлялось, что она поступила по отношению к нему несправедливо. Она обрисовала ему ситуацию так, что у него не оставалось другого выбора, кроме как подчиниться обстоятельствам. Вместо того чтобы на равных обсудить с ним все дела, она жестоко уложила его на лопатки.
Какие аргументы мог бы он ей противопоставить? Что любит работать с ней вместе. О да, она тоже это любит. Но теперь, похоже, они не могут себе этого позволить.
Доната чувствовала себя удрученной. Ей было жалко Тобиаса, жалко себя. А кроме того, она кипела яростью против своего коммерческого директора. Если бы, скажем, Штольце влюбился в Вильгельмину, он бы и не подумал ее увольнять. Его бы ничуть не взволновало, что об этом знает весь офис, лишь бы не узнала жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71