Подчас он делал таинственные замечания:
– Тебе будет тяжело, Доната, когда он уйдет.
– А зачем ему уходить?
– А зачем оставаться? Он не захочет все свои лучшие годы проработать под началом женщины.
Доната рассмеялась.
– Как это сделал ты?
– Я совсем другое дело, и ты это знаешь. Я доволен тем, что есть.
– Может, и он тоже?
– Ни в коем случае. Ему только одно важно: подсмотреть все, что ты делаешь. А потом, в один прекрасный момент – тю-тю! Только его и видели!
– Поживем, увидим.
Доната говорила себе, что утверждения Винклейна бессмысленны. Но так ли это на самом деле? Разве человек со способностями Мюллера не должен испытывать желания стать самостоятельным? Она планировала рано или поздно полностью доверить ему работу над одним из проектов. Но пока что делать это было рановато, она не могла перекладывать на него свою ответственность.
Пришло жаркое лето. Строительные замыслы Донаты осуществлялись хорошо. Она устроила два успешно прошедших приема в своем собственном доме, во время которых ей удалось собрать интересных людей. Правда, привлечь Антона Миттермайера, этого льва архитектуры и высшего света, не удалось. Иногда, стоя на своей красивой террасе или плавая с Крошкой Сильви и Христианом наперегонки, она испытывала желание видеть рядом и Тобиаса Мюллера. Но храбрости пригласить его у нее не хватало.
При этом нельзя было не заметить, что он проявляет о ней особую заботу. Раньше она нередко покидала офис последней. Теперь же таких случаев больше не стало. Тобиас оставался до самого ее ухода. Если она спрашивала о причине, у него всегда находилось убедительное объяснение. Он утверждал, что ему как раз нужно завершить ту или иную работу или всего лишь заняться какими-то старыми планами строительства, которые давно лежат на полке. Но было ясно, что ему не хочется оставлять ее одну в офисе. И никогда он не упускал случая проводить ее в подземный гараж, где стояла ее машина.
Тобиас ее не беспокоил, никогда не входил без вызова в ее кабинет, но, если раздавался поздний телефонный звонок, всегда отвечал на него.
Когда она выходила из кабинета, он справлялся:
– Может быть, сварить кофе на двоих? Или чаю? То и другое он готовил отлично. Для приготовления чая он использовал два чайника, чтобы напиток получался не слишком темным и имел как раз нужную крепость, а, приготовляя кофе, всегда настаивал на необходимости смолоть свежие зерна.
– Вы меня балуете, Тобиас, – говорила она, когда он в очередной раз ставил на ее рабочий стол чашку с ароматным напитком.
Он отвечал: «Так и полагается, госпожа шефша», «та ков обычай» или еще что-нибудь в этом роде.
Иногда, впрочем, случалось, что они сидели вдвоем – в совещательной комнате или в элегантном кабинете Штольце – и болтали друг с другом. Но разговор шел всегда только о делах профессиональных. Он мог уже приблизительно представить себе, какова ее жизнь, поскольку немало эпизодов становилось достоянием общественности. А ей даже в голову не приходило, что она не знает о нем почти ничего.
Однажды осенним вечером, помогая ей снять рабочий халат и надеть пальто, он заметил:
– Завтра утром нам ехать в Розенгейм, госпожа шефша.
Она повернулась к нему.
– Разве? Как же так? Мы ведь собирались ехать к дому Палленбергов.
– Да, я знаю. Но только что позвонил директор Мёснер. Он там установил срок встречи с одним солидным покупателем.
– Без согласования со мной? Ну и нравы!
Его лицо изобразило смущение.
– Сожалею, госпожа шефша, я дал согласие. Он был так настойчив.
– Этого вам делать не следовало бы.
– Клиент хочет внести какие-то изменения, так что глава строительной фирмы Оберманн не может вести дальнейшую работу, пока не получит новых указаний.
– Ну, что же делать, тогда возьмите это на себя, Тобиас.
– Самостоятельно?
– Почему бы и нет? Мою установку вы знаете, известны вам и границы ваших полномочий. А мне обязательно надо быть в Крайллинге, чтобы решить вопрос с черепицей.
– Может быть, удастся объединить оба объекта? И Крайллинг, и Розенгейм?
– Когда надо быть в Розенгейме?
– В десять.
– Видите, не получается. В Крайллинге мы можем до десяти управиться, но, чтобы доехать до Розенгейма, потребуется еще час. А сдвигать все сроки завтра утром не получится.
– Тогда, прошу вас, пошлите меня к дому Палленбергов, а сами поезжайте в Розенгейм.
Она удивленно подняла свои светлые брови.
– Не вижу причины. Разве вы недостаточно уверены в себе, чтобы провести разговор в Розенгейме?
– Нет, дело не в этом… – Он запнулся, в глазах его уже не было и следа обычной веселости, только обеспокоенность; могло даже показаться, что он покраснел.
– В чем дело, Тобиас? Ну, говорите же!
– Мне не по душе, когда вы рискуете собой, лазая по стенкам новостроек, – выдохнул он.
– Ну, Тобиас, я же всегда это делала.
– Если бы вы хоть надели туфли, предусмотренные техникой безопасности…
– Эти штуки мне слишком неудобны, вы это знаете. Я балансирую на каблуках, и все проходит отлично. Со мною никогда еще ничего не случалось.
– Но меня это беспокоит.
– Ну так послушайте, Тобиас, – энергично начала она свой ответ, но остановилась, не зная, что сказать дальше. – С вашей стороны очень мило, – произнесла она мягче, – что вы беспокоитесь обо мне. Я к таким вещам не привыкла, но ценить их умею. Но право же, мне не требуется опекун, уверяю вас.
– Прошу простить меня, госпожа шефша, – подавленно проговорил он. – Я не хотел быть навязчивым.
– Неужели вы никак в толк не возьмете, что я и сама способна за собой проследить? Я – взрослая женщина, можно сказать, и более чем взрослая, а вы опекаете меня как малого ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71