– А никаких тайн и не было. Я днем обещала матери, что позвоню, как только вернусь в пансионат, но решила сделать это уже сейчас.
Он понимающе глядел на нее своими светло-голубыми глазами.
– Иначе беспокойство могло бы испортить аппетит!
– Да, – призналась она, удивленная его проницательностью. – Меня угнетала бы мысль, что это мне предстоит еще сделать.
– Ну, этот ухаб вы счастливо преодолели. Могу предположить, что теперь вам хотелось бы освежиться?
Лишь теперь до сознания Катрин дошло, что за всю вторую половину дня она ни разу не забежала в туалет.
– О да, – промолвила она с благодарностью. – Хорошая мысль.
– Я подожду вас у выхода.
Стоя над умывальником, Катрин внимательно рассмотрела свое отражение в зеркале. Выглядела она не такой вялой, какой себя чувствовала. Скорее возбужденной. Тщательно подведенные тушью серые глаза лучились. Чего она, собственно, ожидала от предстоящего ужина с Клаазеном? Этого она не знала, но подумала, что была бы очень разочарована, если бы он не пригласил ее.
Ресторан, в который повел ее Эрнст Клаазен, находился на улице Ратхаузштрассе, совсем близко от редакции. По дороге он рассказал, что имеет обыкновение часто заходить сюда в обеденный перерыв или по окончании рабочего дня. Впервые за время их знакомства Катрин спросила себя, женат ли он, но вслух вопросов ему не задавала. Против предположения, что он женат, говорило то, что он явно не спешил домой.
Ресторан оказался элегантнее, чем она предполагала, и уж вовсе не таким местом, где можно было бы наспех проглотить кусок и бежать дальше. Спустившись на несколько ступенек от входной двери, посетитель оказывался у гардероба, где молодая миловидная женщина готова была принять у него пальто. Но Клаазен и Катрин пришли без верхней одежды.
– Добрый вечер, господин Клаазен, – почтительно приветствовала гардеробщица гостя.
– Добрый, Герда, – ответил он.
Хозяин заведения, появившийся перед ними в хорошо сшитом смокинге, также назвал гостя по имени и проводил к заранее заказанному столику на двоих, около бара. Значит, приглашение на ужин было вовсе не импульсивным, а заранее подготовленным решением. Стол был накрыт безупречной белой скатертью, на которой, словно часовые, стояли накрахмаленные, сложенные остроконечным конусом салфетки. Когда они сели за столик, кельнер зажег свечи в серебряном подсвечнике.
– Надеюсь, вам понравится этот захудалый погребок, где я – постоянный гость, – произнес Эрнст Клаазен.
– Захудалым погребком я бы назвала что-нибудь куда более простенькое.
Он сразу же приподнялся.
– Пойдем в другое место?
– Нет, это совершенно ни к чему. Здесь очень мило. Но я, конечно, так голодна, что достаточно было бы и простого гамбургера.
– Вы его получите.
– Здесь?
– Почему бы и нет? Но сначала побалуемся рюмкой арманьяка, так?
– Согласна, – сказала Катрин.
Правда, к крепким напиткам она не привыкла, но сейчас была вполне готова к тому, чтобы снять с себя напряжение, зная, что ее жилище находится всего в двухстах метрах.
Официант подал бутылку на пробу Эрнсту Клаазену (у Катрин при этом возникло впечатление, что арманьяк, должно быть, достаточно выдержанный и качественный), а потом налил две полные стопки.
Они подняли их «за все хорошее» – и вот уже приятное тепло разлилось по всему телу, поднимаясь все выше, к голове.
– Возьмем по порции бифштекса по-немецки? – спросил он.
– Если таков ваш выбор, то да.
– Но ведь вы хотели гамбургер?
– Может быть, это одно и то же?
– Бифштекс – это жареная говядина с луком, – пояснил он.
– Звучит приятно.
Он улыбнулся, глядя на нее.
– Вам понравится.
Эрнст Клаазен заказал бифштексы, а потом, не заглядывая в меню, красное вино «шатонеф дю пап» 1984 года.
– Так это правда? – спросил он, когда официант отошел от столика.
– Что именно?
– То, что вы не можете переехать в Гамбург.
– Я бы сделала это с большим удовольствием, – призналась она, – но и мама, и дочь категорически против.
– А поступать по своему усмотрению вы не можете?
– А вы разве можете? – парировала она.
– Что вы имеете в виду?
– Но это же ясно. Если бы вы пожелали переселиться в Мюнхен или в Нью-Йорк, могли бы это сделать, не обращая внимания на те или иные издержки?
– Вполне, – ответил он. – Я свободен.
– Хорошо же вам живется! – Его ответ ее обрадовал, но, подумав, она добавила: – А вам не бывает подчас трудно оставаться совсем одному, быть предоставленным лишь самому себе?
– Такова судьба всякого взрослого человека.
– Нет, в это я не верю. Одни живут с родителями, многие состоят в браке или связаны с другими людьми еще каким-то образом.
– Вы в том числе?
Вопрос был столь неожиданным, что она, не отвечая, уставилась на него с открытым ртом.
– У вас есть друг? – спросил он еще более прямо.
– Я недавно с ним порвала.
– А почему?
– Это трудно объяснить.
– А вы попытайтесь.
Чтобы набраться мужества, Катрин проглотила остатки арманьяка.
– Он собрался разводиться, или, может быть, развода хочет его жена – я не совсем в курсе. Но как бы то ни было, дело не обходится без метаний из стороны в сторону, доставляющих массу неприятностей. Я не хочу быть втянутой в эти дрязги.
– А то, что он женат, вас, значит, не беспокоило?
– Беспокоило. Но приходилось с этим мириться.
– А теперь, значит, когда начались осложнения, вы предпочитаете уйти в кусты?
Ее серые глаза вспыхнули.
– Если вам нравится так это называть, дело ваше.
– Пожалуйста, не обижайтесь.
– Я вовсе и не обижена. Сказанное вами звучит, правда, довольно сурово, но, возможно, что вы попали в самую точку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74