– Тогда через каких-нибудь тридцать минут мы сможем поужинать.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь?
– Нет, нет, не надо. Накрывай на стол, только сначала налей мне бокал вина, чтобы я не погиб от жажды, пока готовлю.
Катрин исполнила его просьбу и пошла в гостиную, чтобы наконец убрать на место его сапоги, свои туфли и разбросанную одежду. Она разложила все на свои места в спальне. Потом надела босоножки. Дело в том, что Жан-Поль терпеть не мог, когда женщина – во всяком случае, Катрин – бегала в домашних тапочках. Потом причесала черные, как вороново крыло, волосы и, взглянув в зеркало на свое сияющее лицо, подумала, что ведь это Жан-Поль сделал его таким. Ох, как она его любит!
Познакомились они два года назад. Он тогда читал лекцию в Городском зале Гильдена о всемирной опасности загрязнения окружающей среды. На лекцию из их семьи пошла одна Катрин, хотя обычно ходили все вместе. Матери на этот раз идти не захотелось: «Проблема, о которой рассуждают и пишут уже слишком много! Интересными могут быть только практические решения». Но Катрин лекция понравилась, она восхищалась эрудицией лектора и была сражена его сказочным обаянием. В развернувшейся затем дискуссии она участвовала активнее, чем когда-либо раньше.
Одиноких женщин на лекции было немного, большинство пришли с мужьями. И все-таки казалось почти невероятным, что лектор именно Катрин спросил, где можно было бы хорошо перекусить. А когда она назвала ресторан гостиницы «Хагелькройц», то он попросил ее составить ему компанию.
Так они познакомились.
Катрин пустилась в эту авантюру с нелегким сердцем. Она вдовствовала уже семь лет – мужа не стало, когда Даниэла была совсем крошкой. За эти годы она успела устроить свою жизнь с матерью и дочерью вполне пристойно. Сотрудничество в журнале «Либерта», для которого она не только разрабатывала модели, но и писала статьи, обычно о модах сезона, целиком заполняло ее досуг. Иногда семья путешествовала – не слишком подолгу и не слишком далеко, чтобы не утомлять ребенка. Но все же дороги в Париж, Лондон и Рим они уже одолели, а Нью-Йорк стоял в списке путешествий следующим. Катрин полагала, что имеет основания быть довольной своей жизнью. А если временами ее все же охватывало чувство щемящей тоски, она старалась не обращать на это внимания.
Но Жан-Поль был не из тех, кто позволяет держать себя на дистанции. Да, собственно, и не было сколько-нибудь серьезных причин противиться его притязаниям. Катрин была молода и свободна, а он если и был женат, то свое отношение к этому факту красноречиво продемонстрировал пренебрежительным взмахом руки. Жена, по его словам, не имела для него никакого значения, и поскольку упоминал он о ней лишь в редких случаях, то и Катрин не была слишком обеспокоена самим фактом ее существования или, во всяком случае, убеждала себя в этом. Но будь она абсолютно честной сама с собой, ей пришлось бы признать, что все это корявой занозой сидело в самой глубине ее сердца.
Если когда-нибудь между ними все же заходил разговор на эту тему, то он объяснял:
– Мадам – француженка, не забывай этого. У нее совершенно другой подход к подобным вещам.
После таких слов Катрин казалась самой себе немного провинциальной.
Мать Жан-Поля тоже была француженкой, отец же – швейцарцем, а сам он вырос в горах, окружающих Граубюнден. Он в совершенстве владел несколькими языками, но, когда охотно пересыпал свою немецкую речь французскими словами, это, как полагала Катрин, вызывалось не необходимостью, а лишь отражало его пристрастие к выкрутасам, к некоторой свойственной ему экстравагантности. Когда однажды они вместе были в Лондоне, он нередко дополнял и свой весьма изящный английский язык оксфордской пробы отдельными французскими блестками. Ей это нравилось, как и вообще все то, что было ему присуще. По документам он числился швейцарцем, но считал себя гражданином Европы, а может быть, и всего мира.
Увы, дни в Лондоне не принесли ей особой радости. Там он все время разрывался между срочными делами, так что виделись они только ранним утром, да и то мысли его были заняты не ею, а предстоящей работой. Слава Богу, что она уже была немного знакома с городом-гигантом, так что ей было не слишком трудно вращаться в нем самостоятельно. Катрин понимала, что лучше бы ей оставаться на это время с матерью да хлопотать о Даниэле. Не утешало ее признание Жан-Поля, что ему безумно стыдно перед ней. Он не мог посвятить ей даже их последний вечер в Лондоне. С тех пор они предпочитали встречаться в Дюссельдорфе. Когда он приезжал туда, Катрин хотя бы могла быть уверена, что его время принадлежит ей.
И вот теперь он колдовал в кухне, она же, успев надеть изящные трусики, торопливо накрывала на стол: если уж она ничем не может ему помочь, то хотя бы успеть подглядеть, что он там делает.
На кухне Катрин появилась как раз вовремя: он перчил, солил и укладывал на сковородку тушки двух голубей.
– Дикие голуби из Перигора, – пояснил он.
Потом стал тушить их ножки и грудки под алюминиевой фольгой, опрыскивая жаркое бульоном и красным вином. Готовый продукт своего кулинарного искусства Жан-Поль выложил на блюдо. Делал это все он так проворно и легко, что даже наблюдать за ним было приятно.
Катрин уселась на выступ серванта, поджав ноги, чтобы не мешать его движениям.
– Если бы мы пробыли вместе подольше… – начала она, но тут же замолкла, опасаясь ляпнуть что-нибудь неуместное.
– Да? – спросил он, не оборачиваясь.
– Нет, нет, ничего, – торопливо заверила она его, – хотела глупость сказать.
– Так разреши мне услышать эту глупость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74