– Какие могут быть лекции в каникулы? Чувствуя себя как на допросе, Филипп начал судорожно припоминать, что ему говорила Люсия.
– Ах да, вспомнил. Она ходит на лекции в Философское общество. Говорит, ей это интересно.
– О Боже, я все поняла. – Теперь голос Ла Валенсианы был полон печали и снисходительности. – Прости меня, Филипп, ты – дитя. Нет! Ты – святой, потому что только святой, – тут она не выдержала и перешла на свой обычный тон, – только святой может предположить, что молодая красивая девица предпочтет какие-то нудные лекции объятиям любовника!
– Соледад, полегче, пожалуйста. – Филипп поморщился. Ее прямота всегда его коробила.
– Поверь мне, милый, я знаю, что говорю. Не сердись. Лучше поговори с Дэвидом, хорошо? С Люсией, я думаю, говорить бесполезно. Ладно, мне пора в театр. Извини, что накричала. Береги себя. Целую. – И Соледад повесила трубку.
Филипп долго сидел в кресле, переваривая услышанное. Может, его бывшая жена сгущает краски? Ей ведь это свойственно. Впрочем, все равно. Что бы там ни было, по сути она наверняка права. Женщины в таких делах разбираются гораздо быстрее мужчин. Но, с другой стороны, можно обвинить Дэвида, а потом выяснится, что ничего не произошло и он ни в чем не виноват. Филиппу очень не хотелось начинать такой разговор со старым приятелем: он почти неизбежно вел к ссоре.
И, поразмыслив, Филипп решил не торопить события. Несколько дней здесь уже ничего не решают. Чтобы не выглядеть таким дураком, как сегодня, надо понаблюдать за Люсией, самому во всем разобраться… И тогда он поймет, как поступить.
Три дня Люсия, не подозревая, что ее испытывают, изо всех сил старалась возобновить дружеские отношения с отцом. Она рассказывала ему о Стиве и Поле, пытаясь запутать следы, притворялась скромной поклонницей Маковски, не смеющей видеть в своем кумире просто мужчину. К концу четвертого дня ей это удалось.
Филипп успокоился, даже рассказал ей о своей давней совместной с Дэвидом поездке на гастроли в Испанию. Боясь снова выдать себя, она сдерживала желание расспрашивать отца о Дэвиде и довольствовалась перечислением репертуара и описанием без того хорошо знакомой ей природы. Девушка настолько завралась, что сама уже с трудом верила в свой роман с Маковски, тем более что в течение всех этих дней Дэйв ни разу не дал о себе знать. Это начинало тревожить. Не так уж долго ей оставалось быть в Лондоне, чтобы тратить время на всякую чепуху вроде спуска с Дэннисом и Брэндоном бумажных корабликов в Темзу или приготовления воскресного ужина. Зато Люсия в полной мере осознала, как велико ее счастье и как она боится его потерять. Все, что не было связано с Дэвидом, потеряло для нее всякую привлекательность, не имело отныне ни малейшего права называться жизнью. Она вздрагивала при каждом телефонном звонке и, в очередной раз теряя мгновенно зародившуюся надежду, бежала в свою комнату, где под подушкой, завернутое в кружевной платок, хранилось кольцо с зеленым камнем.
Мысленно обвинив Соледад в том, что она во всем способна усмотреть любовную историю, Филипп чувствовал себя счастливым отцом. Это удавалось ему только тогда, когда все его дети были в сборе. Пожалуй, это для него самое приятное чувство, которое ему доводилось испытывать. Он уже не помнил себя пылающим любовными страстями или одержимым мечтой стать музыкантом. Присутствие заботливой жены и место в оркестре стали для него привычными жизненными обстоятельствами, приятными, но незаметными, такими же, как наличие музыкального слуха или загнутых кверху ресниц. Возможно, такая участь постигла бы и его отцовские чувства, живи Люсия с ним в Англии… Но она жила в Мадриде.
С утра, чтобы не мучиться ожиданием желанного звонка, Люсия отправилась с Эйприл по магазинам. О том, что у Филиппа выходной и он проведет большую часть дня у телефонного аппарата, вспомнилось только на улице. «А, ладно, совру что-нибудь, только бы объявился Дэвид, – подумала она, усаживаясь в автобус. – Если сидеть и караулить – точно ничего не дождешься».
Через несколько часов она, совершенно измотанная хождением по магазинам, вернулась в полумрак уютной гостиной на Ферингтон-роуд, мечтая поскорее сесть в кресло и что-нибудь выпить. Несчастье состояло в том, что Эйприл срочно понадобилось купить элегантный наряд для приема, на который они с Филиппом собирались завтра. Мачеха Люсии обладала настоящим талантом выбирать абсолютно неподходящие для нее и при этом сногсшибательно дорогие вещи. Догадываясь, что не всегда попадает «в десятку», и зная безупречный вкус падчерицы, Эйприл советовалась с Люсией, когда та бывала в Лондоне, делая любые важные покупки.
Правда, несмотря на покладистый характер Эйприл, переубедить ее было порой нелегко. Но обычно Люсии все же удавалось сделать это, спасая тем самым и нервы, и кошелек отца. Вот и сегодня, услышав о «восхитительном розовом костюмчике от Унгаро», она готовилась к жаркой схватке.
– Привет, дорогая, как прошел день? – спросил отец, поднимаясь с дивана.
– Великолепно! Удалось отговорить Эйприл от костюма, похожего цветом на поросячий хвост. – Люсия улыбнулась.
Филипп, отлично знающий слабости своей жены, только вздохнул:
– Все-таки ты замечательная дочь. Хочешь что-нибудь выпить?
– Да, пожалуйста, мартини.
– Кстати, – как-то вскользь заметил отец, подавая ей стакан, – звонил Дэвид Маковски…
– Да? – Рука Люсии, державшая стакан, замерла на полпути ко рту. – И что? Что он сказал?
– Он пригласил нас завтра на ужин. Я, естественно, поблагодарил его, но, как ты знаешь, мы с Эйприл пойти не сможем. А что касается тебя… – Филипп неожиданно замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95