Еще с прошлой поездки я подружилась с Леной Рум, полуфранцуженкой-полурусской, администратором местной балетной труппы. Она знала всех и все, и потому первым делом я обратилась к ней. Взлохматив короткие темные волосы, она сморщила носик, подумала чуть дольше обычного, а потом посоветовала съездить на местное телевидение и записала мне две фамилии.– Они точно работали в середине семидесятых. Скажешь, что от меня.Здание телецентра, построенное добрую четверть века назад, казалось теперь наивным и скучным. Я с трудом связалась с человеком, чью фамилию записала Лена, и, отвечая на мой вопрос, низкий голос в трубке совсем не по-американски пробормотал что-то невнятное:– Пират? Да не лезли бы вы в это дело! Никого из них не воскресишь…– Мне нужна, если это возможно, информация о Мэтью Вирце, – повторила я, мысленно обругав своего соседа.– Тогда поезжайте в Лейквуд и попробуйте чего-нибудь добиться от старика Шерфорда. Он купил этот склеп, то есть дом, и вы сразу увидите – от него и сейчас еще крыша едет.Услышав столь дикий ответ, я сначала расстроилась, но скоро поняла, что, во-первых, отвечать так мог только человек что-то знающий, и, во-вторых, что была какая-то темная история, связанная с этим Мэтью Вирцем. А любопытства мне не занимать.
«Старик Шерфорд» оказался очень знаменитым человеком. В конце семидесятых Стивен Шерфорд, президент музыкального телеканала Си-Эм-Ти, перевернул всю телевизионную жизнь Америки. Я приготовилась к долгому ожиданию аудиенции, но имя Мэтью Вирца, к моему удивлению, пропустило меня к магнату на покое в следующий же вечер. Я ехала в такси по залитому огнями побережью, и чем ближе подъезжала к Лейквуду, тем сильнее в глубине души поднималась тайная волна ожидания чуда. И я не ошиблась…Мой телефонный собеседник, конечно, переборщил: дом был вполне обыкновенным, если не считать, что от него действительно шло ощущение мрачности. Впрочем, оно тут же развеялось, когда на дорожке меня встретил юноша с черными, как маслины, глазами.– Отец ждет вас. Вы действительно из России?– Да.На втором этаже, по залу с низким полукруглым окном, выходившим на океан, прогуливался красивый высокий старик. Открыто, по-американски, улыбнувшись, он усадил меня поближе к окну и спросил:– Виски? Чай?Я попросила чаю, и Шерфорд подал его с таким изяществом и усмешкой бывалого ловеласа, что я подумала: наверное, мало кто из женщин мог когда-то устоять перед его обаянием. Я сделала несколько глотков. Шерфорд молчал, ожидая, пока я начну разговор. Я повторила сказанное по телефону и менее официально добавила:– Расскажите же, что это за таинственная личность?– Последний раз я рассказывал о нем далеким-далеким летом в Ки Уэсте… – При упоминании Ки Уэста в нем появилось нечто хемингуэевское. – И тоже молодой женщине… Но зачем вам это? Мэт давно умер, он сам выбрал свою судьбу, правильно ли, неправильно – теперь не важно. И тех, кто любил его, – Шерфорд повернул на худом мизинце тяжелое серебряное, явно женское кольцо, – тоже осталось немного. Можно даже сказать – я один.– Это не так! – возразила я. – Мне говорил о нем мой приятель, в России. И видели бы вы при этом его лицо!– Вы, русские, вообще загадка, – мягко усмехнулся Шерфорд. – А здесь… Здесь его не помнят, ибо он промелькнул слишком быстро и не любил Америки. Но он жил не в вакууме… Кстати, судя по вашей пластике, вы имеете отношение к балету?Я в двух словах рассказала свою историю.– Значит, и вы, простите мою высокопарность, женщина, познавшая муки творчества и не бросившая любимого дела несмотря ни на что?– Думаю, что вы правы.– Тогда зачем вам история никому неведомого и практически ничего не сделавшего мальчика? Своей смертью он создал личность гораздо более сильную, более смелую, принесшую в этот мир несравнимо больше добра.Я не поняла и вскинула брови, изображая вопрос.– Я говорю о Патриции Фоулбарт, стоявшей вместе со мной у истоков нашего телеканала. О талантливейшем человеке и блистательной женщине. Вот о ком надо рассказывать в России! А Мэтью Вирц – это, увы, прошлое.– Но я не собиралась ничего никому рассказывать, меня просили только достать записи…– А вы все-таки попробуйте понять, рассказать. Вы – женщина, вы – иностранка. Иногда со стороны бывает легче увидеть главное. И потом… в Америке она была звездой, и отношение к ней, сами понимаете, несколько предвзятое. А вы – человек с другой планеты… – Шерфорд сделал глоток виски, и его синие глаза ярко вспыхнули. – Простите. Но, правда, она достойна такой памяти. У меня огромный ее архив, письма, и, казалось бы, кому как не мне писать о ней. Но я не могу – не имею права. А рассказать о ней вам, – о ней и о нем – я готов прямо сейчас. Только пойдемте лучше к воде, там легче дышится…
…Просьбу Юрки Трифонова я выполнила: привезла и сингл с «Кошкой», и копии уникальных записей с телевидения Трентона. Но когда я рассказала ему историю женщины, которой восхищалась вся Америка семидесятых и о которой я уже тогда начала писать роман, реакция соседа была совершенно неожиданной:– Да она же настоящая стерва!О том, прав он или нет, судить Вам, мой читатель. Полина Поплавская ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Спелый октябрьский день освещал неярким, но теплым солнцем идущую по главной улице Трентона девушку. И возможно, ее трудно было бы отличить от множества других девушек – те же аккуратно потертые «ливайсы», подчеркивающие узость бедер, та же бесформенная футболка, те же падающие на плечи гладкие волосы – если бы не сияющее лицо, открытое, как казалось, всему миру…Помахивая, словно крылом, сплетенной из замшевых полосок сумкой, девушка свернула на юг, к новым кварталам у реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84