– Вчера он был у меня.
– Я знаю, но он не успел мне ничего рассказать… – Несколько сбитая с толку изменившимся тоном огромного негра, которого она считала своим врагом, Арабелла продолжала искать в блокноте календарь.
– Меня зовут Мубакар. Не бойся меня. Я постараюсь помочь и тебе, и ему – может, нам удастся выбраться отсюда. Опасайся Пантелеона – он понимает по-английски больше, чем тебе кажется… А сейчас неси сюда циновки и будь с ним рядом, но не трогай его губы. Когда мне принесут топор, я пойду в лес. Вам нельзя быть вместе, в одной хижине. Мы сделаем для него навес, ему нужен открытый воздух и костер. Неси циновки.
Оставив свои поиски, она вытащила из хижины две циновки, положив их одну на другую. Мубакар поднял Дэна, переложил его на циновки и, взяв из рук женщины покомо принесенный топор, пошел в сторону банановой рощи.
Дэн был в забытьи. Он весь горел, но оказавшись на циновках, тут же свернулся, поджав колени к подбородку. Арабелла принесла из хижины все покрывала, на которых они спали, и закутала его в них. Сев рядом, она опять стала листать блокнот. Наконец календарь нашелся. Каждый вечер Дэн зачеркивал в нем дату, а на соседних страницах записывал свои наблюдения.
Но сделал ли он это вчера?
Арабелла посмотрела на последнее отмеченное в календаре число. Потом на упаковку с ампулами. Числа совпадали. Если в календаре вчерашнее число, то надо к полуночи прибавить еще десять часов, и получится критический срок годности сыворотки. А если вчера Дэн не раскрывал календарь, то лекарство уже просрочено. Но что же делать?!
Она стала читать последнюю запись, сделанную Дэном: «Переселенцы разоряют свои дома, чтобы они не послужили убежищем для злых духов». И ниже было написано имя – Мубакар, после которого стоял восклицательный знак.
Но тумезец, которого она боялась, назвал себя именно так! Дэн разговаривал с ним вчера, значит, это вчерашняя запись! Значит, есть надежда… Арабелла быстро достала из аптечки упаковку со шприцами и оторвала один.
Раньше ей никогда не приходилось делать инъекций. Дэн пытался научить ее: в Лондоне он сам сделал ей какую-то прививку, обязательную перед путешествием, а потом пытался заставить ее сделать такую же прививку ему – но она так и не решилась. Кончилось тем, что он сделал прививку и себе, а потом несколько дней подшучивал над Арабеллой, пугая ее всевозможными вымышленными опасностями, которые подстерегают в Африке трусливых белых женщин. Тогда она смеялась… А теперь – сидела, держа в руках наполненный сывороткой шприц, и пыталась удержать дрожащую руку Дэна, зажимая ее между своими коленями. Времени на размышления не было. Она несколько раз провела по коже Дэна антимикробной салфеткой, а потом с размаху вогнала иглу под кожу и стала медленно вводить сыворотку.
Все это будто бы происходило не с ней, а с кем-то другим. Когда она выдернула иглу, придавив кожу салфеткой, то не чувствовала уже ничего, кроме хладнокровия медсестры, обходящей пациентов клиники. Но она понимала, что этот опыт в ближайшем будущем уже не пригодится – через час просроченные ампулы можно будет выбросить.
Она сжала руку Дэна в ладонях и замерла. Время от времени он открывал воспаленные глаза и напряженно вглядывался в раскинувшиеся над его головой лопасти пальм, которые кружились, уводя его от ужасных видений.
Она не знала, сколько просидела так, не двигаясь и не замечая, что покомо окружили их плотным кольцом, и очнулась только тогда, когда кто-то тронул ее за плечо. А оглянувшись, вздрогнула.
За ее спиной стояла огромная маска, у которой не было ни ног, ни рук – лишь длинная борода из сотни разноцветных кос, сплетенных из человеческих волос. Косы были вплетены в круглую маску, на которой не было ничего, кроме узких прорезей для глаз и вытянутых в длинную деревянную трубочку губ.
Тин-Тин, а это была она, опустилась на колени рядом с лежавшим теперь на спине Дэном и приложила к его груди деревянные губы… И вдруг она выхватила откуда-то блестящий нож и резким движением полоснула им по горлу Дэна.
Отсутствие крови успело поразить Арабеллу перед тем, как она лишилась чувств.
Она очнулась в своей хижине. Увидев склонившегося над ней Мубакара, Арабелла тут же все вспомнила и страшно закричала. Но туземец закрыл ей рот своей огромной ладонью и что-то зашептал.
Она забилась в его руках. Это был конец.
Они убили Дэна, а ее отдали в лапы этому похотливому негру, который играет с ней, как кошка с мышкой, прежде чем изнасиловать и убить!
– Не трогай меня! – закричала она, пытаясь вырваться. Но Мубакар крепко держал ее, что-то при этом говоря.
И, прорываясь сквозь кошмар, его слова начинали медленно доходить до ее сознания.
– Успокойся, – говорил Мубакар. – Ничего страшного не случилось.
Увидев, что она перестала биться и хочет что-то сказать, он снял ладонь с ее губ.
– Дэн! – прохрипела Арабелла. – Дэн, Дэн! Я все видела…
– Он жив.
– Не смей лгать мне, – почти беззвучно прошептала Арабелла, а потом снова яростно прохрипела: – Не смей! Я видела, что она сделала с ним!
– Она сделала с ним то, что всю жизнь делала с больными тропической лихорадкой. И ее мать делала так. И ее бабка.
– Она перерезала ему горло… – Арабелла едва шевелила онемевшими от ужаса губами. Потом она снова забилась в беззвучной истерике.
И тут Мубакар взял ее за плечи и с силой тряхнул.
– Слушай меня, – сказал он, по-прежнему держа ее. – Сейчас он в хижине у Тин-Тин. Думаю, что скоро он будет здоров. Старуха Тин-Тин пока еще в силах прогнать болезнь. Но я не знаю, зачем она его лечит.
Арабелла изо всех сил старалась понять, что говорит Мубакар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73