Баруф опять уступил мне эту войну. Этакий жест: делай по-своему, я
не мешаю. И Крир не мешает: чем лучше сражается Приграничье, тем дольше
армия не вступает в игру. Он просто кружит, пощипывая кеватцев, и ждет,
когда мы их загоним ему под нож. Новое в этой игре - только радиосвязь,
люди Эгона, внедренные в каждый отряд, и Сибл - мой двойник в самой гуще
событий.
В прошлом году мне не надо было скрывать себя от своих.
Именно в этом, наверное, дело. В прошлом году я был просто среди
своих, и не было никаких иных вариантов. Есть мы - есть они, враги - и
свои, чужие - и наши.
Мне очень не хочется думать об этом, но слишком долги лесные пути -
гораздо дольше, чем нужно для мыслей о деле. Мы мчимся, крадемся,
просачиваемся сквозь лес, и хмурые лоцманы леса, лесовики Эргиса, без
компаса, карт и часов приводят отряд в условный миг в условное место.
Охраною ведает Ланс, разведкою - Дарн, пока мы в пути, мне просто нечего
делать; я успеваю обдумать все - и приходит другие мысли, несвоевременные,
ненужные мне, но прилипчивые, как пиявки.
Став квайрцем, я заново становлюсь олгонцем.
Квайр - моя родина, к которой меня влечет. Мой дом, мои близкие,
почти все, что дорого мне, - в Бассоте. Мои боевые товарищи, что сегодня
родней, чем родня, - лагарцы. А рядом, в Кевате, есть тоже десятки людей,
природных кеватцев, сродненных со мною целью. И сам Кеват, как ни странно,
не безразличен мне. Империя рабства, нищеты и безмерных богатств,
невежества - и утонченной культуры. В ней зреют стремления, которых не
знает Квайр. Жестокая жажда свободы - хотя бы духа. Болезнь справедливости
наперекор рассудку. Все жаркое, все мучительное, все больное, но эти
ростки человечности из-под глыбы страшного гнета волнует меня сильнее, чем
все достижения квайрцев. Я тоже такой, как они, и все, что сложилось во
мне, вот так же проталкивалось сквозь несвободу.
И все эти страны мелькают вокруг, как стекла в безрадостном
калейдоскопе. Одни и те же леса, похожие города, почти однозвучная речь, и
что-то во мне противится однозначности определений "мои" и "чужие" - кто
мне чужой, а кто свой? И есть ли хоть что-то чужое на этом огромном
пространстве от северных тундр до еще не построенных верфей Дигуна?

Крир опять заменил кеватцев к Исогу! Не знаю, чему удивляться -
умение Крира или глупости кеватских вельмож. Кто был под Исогом, тот его
не забудет. Завалы и топи, и хмурая крепость, надежно перекрывшая путь. Ни
разу не открывшиеся для врага ворота страны.
Все, как тогда: они подошли к Исогу, а Крир ударил их с тыла и
направил в болота. И в болотах растаяли корпус Кадара и корпус Фрата - без
малого шестнадцать тысяч солдат.
Победа, которая еще не победа, потому что Валдер сумел перейти в
наступление, и Криру пришлось поскорей отвести войска.
Наши силы нельзя соизмерить - вот в чем несчастье. За минувшие дни
Приграничье вместе с Исогом проглотило тридцать тысяч врагов - войско,
равное нашему - и теперь их осталось лишь три: три таких войска, как наше.
А мои ликуют. Радость первой победы! Мы в дороге или в бою, а иногда
и в бою, и в дороге; мы деремся, защищаясь, и деремся, чтобы сменить
лошадей, и все-таки делаем проклятую работу войны.
Олоры предали нас. Слишком большая охрана у кеватских обозов, и олоры
вернулись в свои леса. А наших сил не хватает, и хотя бы один из трех
обозов все равно доходит к своим. Они не голодают пока, но им уже не
хватает пуль.
А нам не хватает людей. Мы теряем людей, и никто не приходит взамен,
потому что мы заперты в Приграничье и отрезаны от страны. Жестокая уловка
Баруфа: истребить и нас, и врагов. Я припомню это ему, если чудом останусь
жив; я что-то не очень верю, что вырвусь и в этот раз, но мы делаем работу
войны, крутим ее колесо, и Сибл - второе мое "я" - уже стянул к Исогу
людей, и я уже знаю, что Валдер отстранен. Послезавтра он получил указ и
поедет держать ответ, и я нанесу свой главный удар - подлый, конечно,
удар, но они виноваты сами - зачем их настолько больше, чем нас?

Передышка. Ночью должен приехать Эргис. Люди спят вповалку -
свалились, едва накормив коней. Кончились бивуаки с разговорами и
стряпней, мы едем, деремся или спим; я и сам бы свалился, как куль, но
скоро прибудет Эргис, и я должен знать, что я ему скажу.
Не спят часовые, не сплю я, и поэтому не ложится Ланс. Сидит и молча
смотрит в костер и думает о чем-то таком, о чем положено в двадцать лет. А
о чем я думал в двадцать лет? О физике, о чем еще?
- Биил Бэрсар, - говорит он вдруг, - а если мы не удержим их в
Приграничье?
- Не удержим, - отвечаю я. - Это всего лишь разминка, Ланс.
- Значит, они прорвутся в Квайр?
- Конечно. Надеюсь только, что не дальше Биссала.
- Спокойно вы об этом!
Молчу. Есть мысли и есть боль, и лучше держать их в разных карманах.
- Но почему вы думаете...
- Потому, что нас мало, а будет еще меньше. В прошлом году было
достаточно двухкратного превосходства, чтобы квайрская армия с бездарным
командующим дошла до Гардра. И великий полководец - тавел Тубар - не смог
этого отвратить. Здесь превосходство трехкратное, и Тибайен может
выставить еще шестьдесят тысяч. Это плохая война, Ланс, нечестная и
несправедливая.
- Не понимаю, - говорит Ланс. - Это вы точно сказали: неправильная
война. Войска должны воевать, - говорит он. - Это благородно - воевать.
Дело благородных. Моя жизнь, моя кровь за мою страну. А тут...
- А разве то, что делаем мы, неблагородно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105