- Приветствую вас, алсах, - говорю я ему - уже без улыбки. Юные
ветераны ужасно боятся насмешек, а мои друзья умеют уесть - особенно
тихоня Эгон.
- Биил Бэрсар, - говорит он сурово и смотрит прямо в глаза. Честный и
бестрепетный взгляд, еще не замутненный войной, еще не омраченный жизнью;
мне нравится этот мальчик, но, может быть, завтра я поведу его в бой и
позволю его убить, а если и пожалею о нем, то после - когда смогу.
И я уже не противен себе.
- Я хотел бы с вами поговорить!
- К вашим услугам, алсах.
- Насколько я помню, вы звали нас на войну!
- Господи помилуй, алсах! С кем это вы собирались воевать? Пока
никакой войны нет.
- Так может, и не будет?
Мне не хочется уходить от солнца и трав, но я ухожу. Приглашаю его с
собой и спускаюсь в землянку. Здесь стоит полумрак и запах сырой земли.
Здесь стол, за которым можно писать - и все для письма. Подставка, на
которой лежит ружье - и все для стрельбы. И маленький вороненный ящик в
углу, а вот он для чего - не знает никто.
- Послушайте, Ланс, - сказал я ему, - мне не хочется вас обижать. Мне
очень долго не хотелось вас обижать, но, кажется, пора. Когда мы
встретились в первый раз, я вам ничего не предложил. Я только просил вас
разузнать обо мне. Расспросить подробнее друзей и врагов, чтобы решить,
стоит ли вам еще раз встречаться со мной.
- Я это сделал, - сказал Ланс. - Ваши друзья сказали, что вы -
храбрец, а ваши враги, что вы - колдун.
- А истина посредине. Я - политик.
Он посмотрел удивленно и засмеялся. Расхохотался, как мальчишка,
услыхавший отличную шутку. Мне бы очень хотелось улыбнуться в ответ!
- Боюсь, что из нашего главного разговора вы запомнили только слово
"война".
- Я запомнил еще кое-что. Под чужим именем, без славы, почти без
надежды. И в случае особой удачи - позорная казнь.
- Очень романтический вариант! Должен вас поздравить: вы запомнили
пустяки, а главное упустили.
- Святой Гайт! Если уж для дворянина и офицера позор - пустяки!..
- А вот это и было главным, алсах. Вам следовало забыть, что вы -
дворянин и офицер. Вы шли ко мне просто добровольцем, таким же, как любой
из наших солдат.
- Ну, был такой разговор, - согласился он неохотно.
- Не разговор, а условие, и вы его не выполняете. Мне очень жаль,
Ланс, но если это для вас невыполнимо, нам стоит расстаться. Вас никто не
упрекнет...
- Никто? - он перегнулся ко мне через стол, словно собрался боднуть.
- Что я вам сделал, биил Бэрсар? Что я вам такого сделал, что вы решили
меня опозорить? Я...
- Довольно, Ланс! В нашем уговоре есть такой пункт: всякий, кто
передумал или кому не нравлюсь я, может нас оставить. Конечно, до начала
дела, потом, боюсь, это будет... сложно.
- Думаете, я струшу?
- Да бросьте вы эти глупости, - сказал я устало. - В нашем деле
храбрость... это так. Для личного употребления. Ваша храбрость понадобится
вам самому. Мне от вас нужно только послушание. Вы что думаете, мы здесь
подвигами заниматься собрались? Не-ет. Мы здесь для того, чтобы сделать
невозможное. Работа, конечно, грязная, но после нее все наши подвиги на
войне - преснятина. Но...
Он усмехнулся.
- Но проглоти язык и слушай команду?
- Да. Пока хоть чему-то не научитесь.
- А вы... добряк, биил Бэрсар, - с угрюмой усмешкой сказал мне Ланс.
- Все наверняка? Если я вас сейчас брошу - значит, трус? Если не стану
вашим слугой послушным - значит, дурак и слабак. Не понял, что обещал, а
то, что обещал - не смог выполнить? А если я сейчас вас ударю?
- Позову Дарна? Вы что думаете: я драться с вами стану? Рисковать
страной из-за мальчишки?
- А за мальчишку...
- Запишите где-то для памяти. Выживем - сочтемся.
- Хорошо, - сказал он угрюмо. - Я принимаю ваши условия. Приходится
принять. Но мы сочтемся.
И тут, наконец, я смог улыбнуться. Если будем живы...

А ночью ожил передатчик. Страшный и упоительный звук - он бы поднял
меня и со смертного ложа, и пока я бежал к нему, сквозь томительный ужас
н_а_ч_а_л_а_ все равно пробивался восторг. И когда я нажал на кнопку и
услышал голос Эргиса - сквозь дали, сквозь леса, сквозь многие дни пути...
все равно, что он говорит, просто радость...
- Выступили, - сказал Эргис. - Идут покорпусно. Арьергардом командует
Абилор.
- Слышу, - ответил я. - Проводи их до границы. Встреча - где
условились.
Началось! Я не дал себе думать об этом, чтобы допить свою радость.
Перешел на другую волну и вызвал Сибла. Сквозь дали, сквозь леса, сквозь
многие дни пути.
- Началось! - сказал я ему. - Выходите прямо с утра. Иди на Биссал.
Люди Эгона встретят вас у границы.
- Во имя святого Тига! - гаркнул Сибл. - Живи, Великий!

Сегодня захвачен Балнор. Терновый венец границы - четырнадцать
крепостей, и не обойдешь ни одну. Фортификация Приграничья: деревянные
стены покрытые слоем земли, гарнизон из смертников - и жестокий расчет.
Каждая крепость продержится несколько дней. Каждая крепость сожрет
несколько тысяч кеватцев.
Балнор защищали саданцы.
Только боль, потерь у нас нет. Ни я, ни Крир еще не вступал в бой.
Тринадцатый день вторжения: воюет пока Приграничье. Пули из-за
каждого дерева и ямы на каждой тропе. И пала четвертая крепость.
Кеватцы не поумнели. Отчаянным напором пытаются пробить Приграничье,
прорвать, пропороть его. И теряют каждый день по тысячи человек - но на
это им наплевать. И по сотне коней - это важнее. Моим людям приказано
истреблять лошадей. У Валдера отличная конница - особенно корпус Сифара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105