Люди не могут так петь - легко и бесхитростно, будто дышат!
- Дети Моря! - пел теплый и плотный земной голос, пел на неведомом
языке, но каждое слово было понятно, будто само родилось в душе. - Дети
Моря! Я пришел в неурочный час, и за это достоин смерти. Но со мною та,
которую я люблю, с кем я встретил свое Трехлуние. Ради Трехлуния подарите
нам эту ночь, пусть решится наша судьба при свете солнца!
И - молчание. Черная тишина - и одинокий голос, как лунный луч из-за
тучи.
- Кто ты?
- Нас четверо. Мы из рода ваших врагов, но мы давно никому не враги.
Мы шли на Остров, и нам пришлось нарушить Закон, чтобы дожить до дней
Соединения. Трехлуние совершилось - пел он, - пускай совершится Закон, но
наши подруги - те, что несут в себе жизнь, молю, не губите их, пусть они
попадут на Остров!
Подбежать, закричать, вмешаться - но что-то внутри приказало: жди!
Такое долгое ожидание - и тот же голос, холодный и чистый, пропел
короткое слово: - Жди!
И вновь взметнулись их голоса, искрясь, сплетаясь, но не сливаясь, и
Ортан мысленно сказал Элуре:
- Вас зовут. Выходи.
И черное море, многоцветное море, сияющее, текущее жидким огнем,
легло перед ними огромной ширью - от неба до неба во все концы.
Опять пропел одинокий голос, и Ортан прижал Элуру к себе.
- Пойдем, - сказал он. - Нам велено ждать вон там, за скалою.

Там, за скалою, не было ветра, был только запах - пронзительный и
чужой.
- Ортан, - тихо сказал Норт. - Кажется, я понял, о чем ты с ними...
Прости, что подвел.
- Ничего, - спокойно ответил Ортан. - Может, эта ночь и не будет
последней.
А Элура холодно улыбнулась: милый мой, ты всего лишь взял меня!
Неужели ты думаешь: я изменилась и не сделаю так, как захочу?
- Ортан, - спросила Илейна, - а почему так грустно? Поют о любви, а
плакать хочется!
- Потому, что они умрут, - ответил Ортан. - Три ночи они сражаются за
любовь, и тот, кто победит, соединится с любимой. А утром он умрет, потому
что лорнам-мужчинам отмерена в жизни одна только ночь любви. Их женщины
живут втрое дольше мужчин, но у них рождается мало женщин.
- Почему? - спросила Илейна. - Как жестоко!
- Иначе они сумели бы жить так, как им хорошо. Пасти свои рыбьи
стада, сражаться с чудовищами из бездны, растить дворцы из кораллов, в
одиночку странствовать по морям... Их стало бы слишком много, и им бы
пришлось сражаться за рыбные пастбища и выводковые лагуны... меняться
самим и изменять мир.
- И они согласились? - спросила Элура. - Или их не спрашивали ни о
чем?
- Их спросили, и они согласились. Они были уже разумны, Элура. Они
знали: если хочешь многое получить, надо от чего-нибудь отказаться.
- Ну и что же они получили?
- Уверенность, - спокойно ответил он. - Безопасность. Они уже не
воюют. Они счастливы и свободны. Они под защитой.
- А гвары? Чем они заплатили за власть над миром?
- Тем, что отказались от власти, - ответил Ортан. - Они ничем не
правят, они просто живут. Они несут в своих умах груз Общей Памяти -
только это и есть у них: их жизнь и Общая Память.
- Власть мертвецов?
- Нет. Все мы есть в Общей Памяти, но она - не просто все люди. Она
что-то другое, гораздо большее. Она - этот мир, все, что в нем есть. Я не
знаю, как рассказать, Элура. Ты еще не узнала истинный язык, а в людском
языке нет для этого слов.
- А мы? - спросил Норт. - С нас-то какую цену возьмут?
- Не знаю, - тихо ответил Ортан. - Мы еще неразумны. Нас не спросят.
Вот ушла, догорела, погасла ночь; тихо канула в море Мун, и скатилась
за нею Феба, только розовый серпик Офены зацепился за горизонт. И теперь
серебряные голоса пели скорбную песню прощения. Тихой жалобой, горестным
торжеством зазвенела она над морем.
Ночь ушла, и счастье ушло, нам осталась только печаль. Горе любящим -
ушла наша ночь, и день смерти встает над водой. За рождение платят
смертью, за любовь - вечной разлукой. Смерть! Смерть! Горе нам: ушла наша
ночь, и день приносит нам смерть...
Норт и Ортан встали плечом к плечу, и обняв поникшие плечи Илейны, я
со злобой подумала: не отдам!
Но уже зарумянилась алая дымка, и край солнца - алый отсеченный
ломоть, поднялся из розовой пустоты. Черные стрелы вспороли бледную гладь,
грозные быстрые острия, молнии, бьющие из воды. Ортан взглянул на меня и
улыбнулся, и его спокойная мысль коснулась меня. Он что-то мне говорил -
беззвучное теплое слово, оно коснулось меня, и что-то открылось во мне, и
я улыбнулся в ответ - уверено и спокойно.
Норт сказал:
- Как ни будет... а спасибо за все. Это было здорово, Ортан! Ну,
держись, мой Штурман, веди несмышленых. Илейна! Выше нос, голубка! Не
пропадем!
- Я не отдам тебя: Норт, - сказала Элура. - Я никого не отдам!
Вышла и встала у самой воды - тоненький стройный мальчик, Норту до
подбородка, Ортану по плечо - все еще Штурман, последний из Экипажа.
Черные стрелы распороли море до кромки, и серебристые головы
поднялись из воды.
Лорны пришли.
С тяжелой ловкостью они выходили из моря, серебряно-черные,
сверкающие... прекрасные. Только миг они были для нас безобразны.
Безволосые головы, безгубые рты, длинные выпуклые глаза.
Но зеленые их глаза обратились на нас: гордые, смелые, чуть
подсвеченные насмешкой, - и не стало морских чудовищ, остались люди. Пусть
с хвостами, пусть в чешуе - все равно просто люди глубин.
- Дети Моря! - запел за спиною Ортан, и голос его, спокойный и
звучный, легко улетел в просторную ширь. - Солнце взошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31