– А какая у вас разница в возрасте?
– Шесть лет. Ей скоро будет двадцать один, – ответила я, стараясь говорить безразличным тоном, как будто мой голос не имеет ко мне самой никакого отношения.
– Вы так расстроенно об этом говорите, – заметила Джозефина. – Ее молодость огорчает вас?
Я криво улыбнулась. Теперь уже было все равно, что я делаю. В любом моем жесте она прочитала бы негатив. Джозефина вопросительно смотрела на меня.
– Ничего, я стараюсь держаться, – пошутила я.
– Я знаю, – с убийственной серьезностью кивнула она.
– Да нет же, я просто пошутила…
– Вероятно, вы сильно ревновали, когда Хелен родилась, – не дослушала Джозефина.
– Вообще-то, нет, – удивленно ответила я. Я удивилась, потому что это было явно мимо цели. Ей не удастся заставить меня размазывать сопли, как она это проделала с Нейлом и Джоном Джоуи.
Тра-ля-ля! Надеюсь, она умеет проигрывать.
– Честно говоря, я вообще не помню, когда она родилась, – ответила я абсолютно искренне.
– Хорошо, тогда расскажите нам о том времени, когда родилась Анна. – Сколько вам было лет?
И вдруг вся моя уверенность в себе куда-то испарилась. Мне вовсе не хотелось говорить об Анне.
– Так сколько вам было лет?
Я была раздосадована: не ответив сразу, я обнаружила свои чувства.
– Три с половиной, – отозвалась я.
– До появления Анны вы были самой младшей?
– Угу.
– И вы ревновали, когда родилась Анна?
– Нет!
Откуда она знает? Я совершенно выпустила из виду, что она просто действует методом тыка. Она ведь задавала мне тот же вопрос о Хелен. Вот и вся ее система.
– И вы не щипали Анну? Не доводили ее до слез? Я уставилась на нее, потрясенная. Откуда, черт возьми, она это знает? И почему об этом нужно рассказывать всему свету? Все в комнате подобрались. Даже Майк оставил наконец старания разглядеть мои трусики.
– Наверно, вы ненавидели Анну за то, что она отнимает у вас внимание родителей? – предположила Джозефина.
– Вовсе нет.
– Конечно, да.
Мне стало жарко. Я вся взмокла. Меня распирало от злости и страха. Зачем меня возвращают в тот ужасный мир, где мои поступки всегда имели катастрофические последствия? Я бы предпочла, чтобы она зачитала отзыв Люка, честное слово.
Я не желала этого вспоминать! Хотя я постоянно жила с этим, но помнила лишь наполовину – помнила и не помнила.
– Рейчел, вам было три года. В этом возрасте, как утверждают все психологи, дети очень тяжело переносят появление нового члена семьи. Ваша ревность была совершенно естественна, – Джозефина была сама нежность. – Что вы сейчас чувствуете? – спросила она.
Я открыла рот, собираясь сказать ей, чтобы отвязалась от меня, и вдруг со слезами выдавила:
– Мне стыдно.
– А почему вы тогда не сказали матери, что вы чувствуете?
– Не могла, – удивленно ответила я. Я ведь должна была обрадоваться новой сестренке, а не наоборот. – Ну, в общем, мама как-то странно себя вела тогда.
Я кожей чувствовала, как растет интерес присутствующих.
– Она часто лежала в постели и много плакала.
– Почему?
– Потому что я так плохо вела себя с Анной, – медленно выговорила я. У меня внутри все сжалось, когда я произнесла эти слова. Да, я заставила свою мать шесть месяцев лежать в постели и плакать.
– А что такого ужасного вы делали с Анной?
Я молчала. Как я могла рассказать ей и всем этим людям о том, как щипала это маленькое беззащитное тельце, как молилась о том, чтобы Анна умерла, как мечтала выбросить ее в мусорное ведро?
– Ну ладно, – Джозефина решила помочь мне, поняв, что сама я не решусь. – Вы пытались убить ее?
– Не-ет, – я чуть не расхохоталась. – Конечно, нет.
– Ну что ж, в таком случае, вы не совершили ничего ужасного.
– Совершила, – возразила я. – Я заставила папу уехать.
– Куда?
– В Манчестер.
– Почему он уехал в Манчестер?
Зачем спрашивать? Разве не ясно? Он уехал из-за меня.
– Это я виновата, – выпалила я. – Если бы я не ненавидела Анну, мама не лежала бы в постели и не плакала, и папе не надоели бы мы все, и он бы не уехал, – и тут я, к своему ужасу, ударилась в слезы. Но плакала я недолго, скоро собралась и промямлила: «Извините».
– А вам никогда не приходило в голову, что ваша мать просто могла страдать послеродовой депрессией? – спросила Джозефина.
– Нет, не думаю, – твердо ответила я. – Это было не то. Это все из-за меня.
– Вы слишком много на себя берете, – сказала Джозефина. – Вы ведь были всего лишь маленькой девочкой, и не могли так много значить для взрослых людей.
– Да как вы смеете! Я много для них значила!
– Ага, – пробормотала она. – Значит, вы считаете себя очень важным человеком?
– Нет, я не то имела в виду! – в ярости выкрикнула я. – Я никогда не считала себя лучше других.
– Когда вы поступили в Клойстерс, все выглядело совсем иначе, – мягко возразила она.
– Но тут одни фермеры-алкоголики! – взорвалась я, не успев сообразить, что говорю. В следующую секунду я была готова перерезать себе голосовые связки ножом для чистки картофеля.
– Думаю, бесполезно отрицать: при очень развитом чувстве собственной значимости, типичном для наркоманов, у вас весьма низкая самооценка.
– Это все глупости, – пробормотала я. – Все ерунда.
– Но именно так обстоит дело. Известно, что люди, склонные к наркомании, очень часто принадлежат к определенному психологическому типу.
– Понятно. Значит, ты уже рождаешься наркоманом, – с издевкой сказала я, – и у тебя нет никаких шансов.
– Так считают представители только одной из школ. Мы в Клойстерсе понимаем это по-другому. Мы считаем, что тут имеет место сочетание природных качеств и личностного опыта. Возьмем ваш случай… Вы были менее эмоционально… устойчивой, чем другие люди, которые могли бы оказаться в ваших обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165