Думаю, именно эта фраза положила конец ее карьере в авиации. Она осталась без работы. Затем заплатила уйму денег за курсы визажистов-гримеров. Элен надеялась, что ее с распростертыми объятиями примут в театре или на киностудии, но все закончилось тем, что она делает макияж невестам, в основном дочкам маминых и папиных друзей. Но Элен не особо ценит родительские попытки обеспечить ее клиентурой. В глубоком возмущении мама поведала мне, что Элен поклялась, что если ей еще хоть раз придется красить шестилетнюю девочку, которая понесет за невестой букет, то она выколет глаза косметическим карандашом. Не совсем ясно, про чьи глаза она говорила. Про свои или про глаза несчастной девочки?
Проблема Элен в том, что высокий уровень интеллекта сочетается у нее с неправдоподобной рассеянностью, и она пока не нашла свое истинное призвание.
В отличие от нее, Анне стоит найти хоть какое-то призвание, истинное или нет. Она отмахивается от всех уговоров начать наконец делать карьеру и перебивается, работая официанткой, барменшей и гадая на картах таро. Но нигде надолго не задерживается. Ее резюме длиннее, чем «Война и мир». До того как она разошлась со своим бойфрендом Шейном, они жили впроголодь, как перекати-поле. Оба они принадлежат к тому типу людей, которые могут выскочить на десять минут за шоколадкой, а потом позвонят сообщить, что пристроились работать на кожевенный завод в Стамбуле. Их жизнь проходит под лозунгом «Бог поможет!», но даже если Бог не помогал, помогало пособие по безработице. Я завидовала их бесшабашной жизни. Нет, это ложь. Я ненавидела ее. Ты не можешь чувствовать себя в безопасности, никогда не знаешь, сможешь ли ты поесть по-человечески, купить маску для лица и так далее.
Анна может быть шокирующе проницательной, но она далека от реальной жизни. Например, может забыть, что перед выходом из дома следует одеться. То время, когда мы считали ее милой рассеянной девушкой, совпало с периодом ее увлечения рекреационными наркотиками, но она завязала с ними года четыре назад, примерно одновременно с Рейчел. Хотя сейчас она мыслит более здраво, чем раньше, я не могу с уверенностью сказать, что с ней все в порядке.
Она переехала обратно к родителям несколько месяцев назад, когда рассталась с Шейном. Но папа с мамой не опечалились так, как, наверное, огорчатся из-за меня. Во-первых, Анна не была замужем, во-вторых, они всегда считали ее неблагонадежной.
Я осторожно открыла дверь в гостиную. Они сгрудились на диване, смотрели «Кто хочет стать миллионером?» и высмеивали участников.
– Даже тупицы знают ответ на этот вопрос, – сказала Элен, глядя на экран.
– И какой он? – спросила Анна.
– Не знаю. Но я и не должна знать. Надо мной не висит угроза вот-вот потерять девяносто три тысячи фунтов. Ну давай, ради всего святого, позвони же своему другу. Если он такой же тугодум, как ты…
Ну почему они все дома? Была бы только, скажем, Анна. Я бы могла все сказать ей, а потом, как последняя трусиха, залечь в кровать, а Анна пусть пересказывает новость остальным.
Тут мама заметила меня в дверях.
– Маргарет! – воскликнула она. Много лет я говорила ей, что меня зовут Мэгги, но она ни в какую. – Проходи. Садись.
Она ткнула локтем отца:
– Положи ей мороженого!
– Шоколадное? Клубничное? – Папа сделал паузу, перед тем как торжественно объявить главное блюдо. – Или же с шоколадным драже? Это новинка!
В доме моих родителей всегда отличный выбор сладостей. Но, в отличие от большинства семей, у нас сладости не дополняют обычную еду, а предлагаются вместо нее. Не потому, что маме не нравится готовить, а потому что нам не нравится есть ее стряпню. Так что она забросила готовку еще в начале восьмидесятых.
– А зачем, если вы, неблагодарные соплячки, ничего не едите?!
– Я ем, – промычал отец. Глас вопиющего в пустыне.
Но это не помогло. В наш обиход прочно вошли полуфабрикаты, и это меня печалило. Мне так хотелось семью, как в Италии, когда по вечерам все собираются на ужин, передают тарелки и миски с дымящейся домашней едой через отполированный сосновый стол, а мамочка-пампушка улыбается у плиты.
Тем не менее я не пренебрегла мороженым. С благодарностью получила свою порцию (разумеется, с шоколадным драже) и досмотрела конец программы. Пришлось. Ведь до окончания завладеть их вниманием было невозможно. Да я и рада была отсрочить момент, когда придется произнести: «Мы с Гарвом расстались». Я боялась, что если скажу эти слова вслух, то это будет значить, что все на самом деле случилось.
И вот настал момент.
Я вздохнула, переборола тошноту, подступившую к горлу, и начала:
– Мне нужно кое-что вам сказать.
– Отлично! – У мамы опять стало выражение лица «я скоро стану бабушкой».
– Мы с Гарвом расстались.
– Ой!
Папа с шумом исчез за своими газетами. Анна кинулась мне на шею. Даже Элен выглядела испуганной, а уж моя бедная мамочка… Ей словно на голову кирпич упал. Она была потрясена и шокирована до глубины души.
– Через минуту ты скажешь, что пошутила, – произнесла она, задыхаясь.
– Увы, не скажу, – решительно ответила я. Я ненавидела себя за то, что причиняю ей боль, особенно если учесть, что я уже вторая ее дочь, у которой развалился брак. Но ведь так важно не вводить ее в заблуждение. Ложная надежда хуже, чем никакой.
– Но… – Она пыталась перевести дыхание. – Но вы же всегда были отличной парой. Скажи же что-нибудь!
Она сердито толкнула отца. Он с неохотой выглянул из-за газетного щита.
– Семь лет желания, – робко добавил он.
– «Джентльмены предпочитают блондинок», – добавила Элен и ткнула локтем Анну.
Та задумалась на секунду и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136