Он вдруг вспомнил мать такой, какой видел в последний раз: кургузый хвостик нейлоновой косынки, теребимый ветром, в глазах радость с горечью пополам… Как она жила все эти годы? Почему он, болтаясь по свету в надежде обрести что-то утерянное, так и не удосужился заехать хотя бы на недельку-другую к родителям?..
– Понимаю, нелегко тебе сейчас. Но ведь они как-никак были тебе чужими по крови. Правда, говорят, не та мать, которая родила…
– Она была замечательной матерью, – проговорил Ян, с трудом ворочая языком. – А отец… Да, я ревновал его к ней. Я… Думаю, в том, что случилось, прежде всего виноват я.
– А вот это уже достоевщина, – сказал Палыч. – Я же предпочитаю поручика Лермонтова с его истинно российским фатализмом.
Вошел Антон Мстиславович и сел с краю на диван.
– Ну что, товарищ полковник, договорились? – поинтересовался он.
– В общих чертах да. Ну а теперь я вкратце изложу суть дела, тем более что, как говорится, контактов с улицей у тебя больше не будет. – Палыч как бы невзначай поднял левую руку, и Ян увидел у него под мышкой кобуру. – Итак, янки кичатся своей непричастностью к конфликту душманов с войсками законно избранного правительства во главе с президентом Бабраком Кармалем, в то время как ни для кого не секрет, что наш ограниченный контингент принимает участие в боях на стороне правительственных войск. Так вот, мы докажем всему мировому сообществу, что янки тоже тайно участвуют в войне. Разумеется, на стороне душманов.
Палыч достал из кармана две фотографии и положил перед Яном на стол.
На одном фото Ян увидел себя в костюме и при галстуке, на другом – незнакомого молодого человека в форме майора ВМС США. Да, эти два лица на самом деле были очень похожи между собой.
– Ишь ты, какая фокусница и затейница наша матушка-природа, – сказал Палыч, манипулируя перед носом Яна фотографиями. – Представляю: Фрэнсис Аарон Скотт, Нэшвилл, штат Теннесси. Исчез полтора года назад при самых загадочных обстоятельствах, находясь дома в отпуске. Труп обнаружен не был. Почему бы им не заслать этого славного мужественного парня в Афган? И не в качестве наблюдателя, как утверждают все эти вредные «волны» и «голоса», а в качестве действующего лица. Таких бесследно исчезнувших мертвых душ в Штатах наберется несколько сотен, если не тысяч. Это станет настоящей сенсацией, почище Уотергейта.
– Но если меня возьмут в плен и сличат мои отпечатки пальцев с отпечатками этого Фрэнсиса Аарона Скотта…
– Кто тебя возьмет в плен? Мы или эти голожопые дикари Кармаля? – Палыч добродушно рассмеялся. – Покрутишься два-три годика на нервах и стрессах, зато в старости будет у тебя и дача, и кремлевский паек, и… Словом, все теперь только от тебя зависит.
– Почему я должен вам верить?
– Придется. – Палыч посмотрел на него холодным испытующим взглядом. – А теперь давай поговорим о твоей сестре, которая в настоящее время живет в Беверли-Хиллз, Голливуд, штат Калифорния. Мария Джустина Грамито-Риччи, вдова капитана Франческо Джузеппино Грамито-Риччи, связного наркомафии некоего дельца по кличке Летучий Голландец, погибшего в результате терракта вместе со своим боссом.
– Она…
– С ней все в порядке. Живет в настоящем замке, воспитывает дочку-вундеркинда. Кстати, стала необыкновенно красива. Наших русских баб возраст только красит.
Ян так и впился глазами в цветную фотографию. Да, это была она, Маша. Она улыбалась в объектив.
– А это ее сестра по отцу – Сьюзен Тэлбот, внучка газетного магната, дочь небезызвестного Анджея Ковальски, он же Эндрю Смит, – пояснил Палыч, указывая на стоявшую за спиной Маши молодую красивую женщину с теннисной ракеткой. – Вы любите свою… сестру?
– Да. Только, выходит, она мне не сестра, а Анджей Ковальски не отец. Но это в том случае, если вы сказали правду.
– Я всегда говорю только правду, товарищ Ясенский. И не моя вина, что в этом мире все меняется: границы, правители, идеологии. Союзники становятся врагами и наоборот.
– Я бы не хотел быть замешанным в провокационной акции, – вдруг сказал Ян. – Я предпочитаю честную…
– Товарищ Ясенский, ваша так называемая сестра стала невозвращенкой, и мы простили ей это, – перебил Яна Палыч. – Мы на все закрыли глаза. И знаете – почему? Потому что нам в нашей работе нужны союзники. И мы умеем быть благодарными и великодушными по отношению к ним и непримиримыми к врагам. Вы полагаете, красота и богатство могут уберечь эту женщину, скажем, от автокатастрофы или от пули наемного убийцы? Так давайте же выпьем за ее здоровье и благополучие. И за вашу удачную карьеру, товарищ Ясенский.
Лестница была вырублена в скале и вела в сад. Метрах в десяти внизу шумел океан. И ни души вокруг.
Здесь росли те же цветы, что и в «Солнечной долине». Она уже успела забыть их русские названия. Откуда здесь, в Калифорнии, русские цветы?..
Сью и Лиззи уехали в Нью-Йорк. Лиззи теперь учится в Джульярдской академии музыки. И у нее есть Сью – умная, добрая, заботливая Сью.
Маша стащила платье и бросила его прямо на дорожку. Она не взяла с собой купальник, но здесь ее вряд ли кто увидит.
Она больше не любит свое тело. Тогда, в «Солнечной долине», оно казалось ей чуть ли не священным сосудом, вместилищем и хранилищем ее удивительной любви. Оно было живое. Оно наслаждалось жизнью.
Теперь ее тело стало мертвым.
Берни бросил ее, потому что тело ее стало мертвым. Правда, он написал в записке, что любит ее как прежде, даже еще сильней, но обстоятельства складываются так, что они вынуждены расстаться.
Что еще написал он в той записке?
Маша зашла по пояс в темно-бирюзовую воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121