– Тогда еще стоял тот барак, но там уже никто не жил. Ты показал его мне, рассказал о матери, которую, мне кажется, очень любил. А потом мы занимались любовью в роще. И я тогда думала по своей глупости, что ты женишься на мне.
– Ты была отличная девчонка, Лу. Бернард натужно улыбнулся.
– Я построю большой деревянный дом с видом на эту рощу, – тихо сказала Луиза. – Знаешь, Берни, я сама не подозревала, как я сентиментальна. – Она поднялась, увидев клерка. – Чао, Берни, ты всегда был сильным и независимым в поступках. Мужчина глупеет от любви и перестает видеть себя со стороны. Поверь, мне кажется, я уже вижу тебя в Капитолии.
В купейном вагоне поезда Вильнюс – Ленинград было тепло и пахло чистым бельем. Двое попутчиков Яна – мужчины неопределенного возраста – сели буквально за две минуты до отправления. Четвертое место оставалось пустым. Один из мужчин, едва тронулся поезд, достал из портфеля бутылку коньяка и, кивнув лежавшему на верхней полке Яну, предложил:
– Давай на троих. На двоих будет многовато.
Ян, поколебавшись несколько секунд – не любил он крепкие напитки, тем более на ночь глядя, – все-таки спрыгнул вниз. Он уже успел переодеться в тренировочный костюм, и оба мужчины не без зависти смотрели на его гибкое стройное тело.
За рюмкой завязалась беседа. Ян сказал попутчикам, что ездил в Вильнюс, где когда-то родился, узнать хоть что-то о своих пропавших в войну родителях. Увы, безуспешно. А теперь едет в Ленинград к приемным.
Мужчина с родинкой на виске и уверенными панибратскими манерами сказал, что его ведомство, закрытый НИИ, подчиняющийся непосредственно Министерству обороны, как раз занимается поисками пропавших во время войны людей. И тут же пообещал оказать содействие.
– Правда, чаще мы находим их могилы, – добавил он и предложил тост за, как он выразился, «священные холмики земли, под которыми покоятся бренные останки нетленных душ».
Выпили, закусили бутербродами с сыром и колбасой, которые достал из полиэтиленового пакета второй мужчина, назвавшийся Антоном Мстиславовичем. Ян выложил на стол яблоки и пачку печенья. Слово за слово, и он незаметно рассказал своим попутчикам, что плавал когда-то старпомом на грузовых судах, знает, хоть и успел изрядно подзабыть, английский и немецкий.
Попутчики слушали внимательно и заинтересованно. Похоже, они были незнакомы между собой, хотя из разговора выяснилось, что Антон Мстиславович тоже военный и того, с родинкой, он звал просто – Палыч.
Беседа коснулась афганской войны, и Палыч сказал, что Советскому Союзу давно пора начать расширять свои границы.
Антон Мстиславович мягко, но решительно не согласился с Палычем – он, как решил Ян, определенно представлял в Советской Армии «голубей», которых их противники – «ястребы» – называли «пятой колонной» и «Пентагоном». Он заметил, что американцы, обжегшись на вьетнамской войне, коренным образом изменили тактику, превратившись в глазах мирового сообщества из хищных акул чуть ли не в безобидных дельфинов, и Советский Союз, таким образом, невольно стал выглядеть мировым жандармом.
Они горячо заспорили.
– Вот ты, Иван, человек штатский, рассуди: кто все-таки из нас прав? – спрашивал Палыч, пьяненько поблескивая очками в тонкой золотой оправе. – Мне лично кажется, что чем больше территорий мы покорим, тем станем сильней и непобедимей. Так, между прочим, считали все русские цари. Да и Сталин тоже. Это Ленин разбазаривал направо и налево русские земли. А на мировое сообщество я прибор положил. Кто сильней, тот и прав. Так было, есть и будет.
– Но мы завязли там по уши, – возразил Ян. – Мне приходилось встречаться с теми, кто прошел Афган. Они говорят, нас там возненавидели люто и надолго. А ведь было время, когда русских в Афганистане уважали и даже любили.
– Ихнюю любовь, как говорится, в генеральскую зарплату не превратишь. – Палыч ухмыльнулся и залпом допил свой коньяк. – А мой кореш за какие-то одиннадцать месяцев из майоров прыгнул в полковники. Круто, а? – Палыч вдруг наклонился к уху Яна и сказал доверительным шепотом: – Ты, Иван, между прочим, имеешь колоссальную возможность сделать головокружительную карьеру. Как насчет того, чтобы поработать на благо Отчизны?
– Я человек штатский и вряд ли смогу стать…
– Не скромничай, – перебил его Палыч. – Два-три месяца интенсивных занятий языком, приемами рукопашного боя и так далее – и ты будешь в отличной форме. – Он замолчал, ожидая, пока Антон Мстиславович выйдет в коридор и задвинет за собой дверь. – Думаю, тебе даже не придется участвовать в боевых действиях – твоя миссия будет в высшей степени интересной и важной, Анджей Мечислав Ясенский.
Ян почему-то вздрогнул при этом имени.
– Да ты не пугайся. Дело в том, что мы давненько наблюдаем за твоей персоной. Если честно, то все то, о чем мы сейчас говорим, чистой воды лирика, потому что у тебя все равно нет выбора. Компромата у нас хватит с лихвой, чтобы засадить тебя на веки вечные в санаторий с решетками.
– Я не собираюсь подчиняться грубой силе и не боюсь никаких компроматов. К тому же мой приемный отец…
Палыч нервно дернул щекой и сказал без всякого выражения, словно зачитал абзац из протокола или письменного донесения:
– Капитан Лемешев, находясь в состоянии белой горячки, утопил в ванне свою супругу, впоследствии, пытаясь замести следы преступления, решил сжечь труп, облив его бензином из канистры, и в результате взрыва газовой колонки погиб сам. С подробностями происшествия можно познакомиться в нашем архиве. Разумеется, официальная версия – несчастный случай.
Ян задохнулся от боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121