Рихард опустился на свободный стул, нашел под столом руку Эллен, погладил.
От Голди не укрылся смысл происходящего, и она метнула на Эллен взгляд, точно говоривший: «Ах скажите на милость, нежности какие!» Эллен молча приказала ей взглядом обойтись без шуточек по этому поводу. Тогда Голди послала Рихарду обворожительную улыбку и принялась, как обычно, язвить с беспечным выражением на лице:
– Ах доктор, что это за кошмар меня каждую ночь преследует, так и вижу, как вы меня скальпелем вспарываете.
Рихард рассмеялся:
– Что вы, Голди, эта честь по праву принадлежит доктору Файнбергу, разве нет?
– Если вы подразумеваете сегодняшнюю смену, то тогда – доктору Смозерсу. Он два раза ронял иглу, зашивая эту новую кинозвезду.
– Какую кинозвезду? – Эллен тут же вспомнила тело на каталке, сопровождаемое сестрой Кларитой.
– Доуни… как же ее фамилия?.. ну, жена певца этого, от которого все с ума сходят. Да, кстати, я же обещала помочь сестре Кларите, пора мне в палату идти, – и Голди поднялась.
– Так что с нею такое произошло? – Эллен стало по-настоящему любопытно.
– Бедняжечка, она в Центральном парке каталась, а лошадка возьми да копытом ей прямо по физиономии и врежь. – Голди говорила бесстрастно, но не оставляя сомнений, какой убедительной находит она эту версию. – Так вот подкова ее рифленая и отпечаталась, даже сейчас видно. Ну, я побежала.
– Уж эта твоя Голди… – Рихард только головой покачал.
– Она моя лучшая подруга.
– Да мне она тоже симпатична, хотя, честно тебе скажу, юмор у нее, на мой вкус, странноватый… черный слишком, да? – как у всех этих, которые этническое меньшинство.
– Как все прошло во Флориде? – сменила тему Эллен.
– Ах Эллен, – он поморщился при неприятном воспоминании, а она терпеливо ждала, пока Рихард соберется с силами. – Такая трагедия. Молодая пара, единственный ребенок и урод, без мозга…
– Что, совсем?
– Ну, почти… и родители, редкость такая, готовы были отдать его органы, ведь все равно ему больше недели не прожить, а если будет ребенок, которому что-то жизненно необходимо, то пусть… Теперь понимаешь, что я ни за что не мог упустить такой случай.
– Конечно, Рихард. И я горжусь тобой.
– Гордиться нечем, как ни жаль. Суд не позволил сделать, что нужно.
– То есть как это? По каким причинам?
– У вас тут в Америке особенные судьи, и они утверждают, что врач не имеет права удалять жизненно важные органы, пока респираторные функции отправляются и сердце работает нормально.
– Но ведь ребенок так или иначе был обречен!
– В том-то и трагедия, – в голосе Рихарда слышалось нескрываемое возмущение. – У девочки этой несчастной ни черепной коробки, ни мозга, все отсутствует – зрение, обоняние, слух. Она скончалась, пока рассматривали нашу апелляцию.
– Кошмар какой-то.
– А самый кошмар в том, что крохотный ребенок, который ждал сердце для пересадки, умер в той же больнице, почти вслед за нею. – Он вертел в руках пустую чашку, совершенно раздавленный рассказом.
Эллен ощутила, что вся переполнена сочувствием к нему.
– Рихард, вот станешь главным врачом и, как знать, установишь правильные порядки.
Он так и вскинулся:
– Послушай, Эллен, у вас в Америке вся власть принадлежит судьям, а они ни черта не смыслят в медицине. – Он помедлил. – Хотя лично для меня должность главного врача будет важным шагом…
Эллен ждала, что он скажет дальше.
– Потому что появятся деньги, и тогда я смогу открыть собственную больницу где-нибудь в другой стране, в Европе, а может, в Африке. А здесь я уже не могу больше выносить эти бесконечные выяснения насчет прав каждого отдельно взятого гражданина, а также и зародыша, и павиана тоже; в общем, только и слышишь – права, права, права – бред да и только. Я хочу спасти как можно больше людей, пока есть шанс это сделать!
Когда Рихарда посещало вдохновение, Эллен, слушая его, чувствовала, как у нее по спине мурашки бегут.
– А знаешь, – решилась вмешаться она, – обо всем этом надо непременно в твоей книге сказать.
– Согласен, – твердо произнес он. Потом, откинувшись на спинку, расслабился, отошел. – Ладно, хватит все о печальном да о печальном. Расскажи, чем занималась в мое отсутствие.
– Да ничем особенным, только… только я наконец подыскала временного квартиранта.
– Отлично. И кто она?
– Не она. Он.
– Вот это новость! – Рихард отхлебнул кофе. – Впрочем, ты, конечно, шутишь?
«Н-да», – подумала Эллен. Так она и знала, что ему это придется не очень-то по вкусу.
– Его зовут Бен Джекобс, он очень приятный старичок, вдовец. Ищет для себя постоянное жилье, а пока поможет мне справляться с арендной платой. По-моему, все замечательно устраивается, а там, надеюсь, кто-нибудь переедет ко мне жить постоянно.
– Незнакомый мужчина, – сказал Рихард, насупившись, – далеко не идеальный квартирант для молодой незамужней женщины, и неважно, сколько ему лет и какое у него там семейное положение. – Это было произнесено с нескрываемым сарказмом.
Эллен почувствовала, что сейчас сорвется. Кто он, в конце концов, такой, чтобы давать ей наставления вроде приказов! За квартиру-то платить ей одной, она из сил выбивается, чтобы наскрести эти деньги, у нее для себя лишнего доллара вечно нет.
– Согласна, – она с треском поставила чашку на столик. – Вот и переезжай ко мне. А ему я дам отбой.
Рихард нагнулся к ней, взял за руку.
– Ты же знаешь, почему я этого сделать не могу.
– Нет, не знаю.
– Эллен, я ведь тут меньше года. И это католическая больница…
– Но ты, кажется, не епископ, да и я в монахини не постригалась.
– Ну зачем ты так? Совет директоров состоит из людей с устаревшими взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97