– Ты приехала на велосипеде?
– Да.
– Значит, это ты была той женской фигуркой, которую заметил молочник?
Я кивнула.
– Боже милосердный, – тихо сказал Дэвид. – Так это была ты. Это была ты. – Он запустил руку в волосы. – Ну, Миранда, спасибо тебе за то, что наконец-то рассказала мне обо всем. Сколько времени тебе потребовалось на это – шесть недель? А теперь я хочу, чтобы ты сказала мне кое-что еще. – У меня душа ушла в пятки. – Кто этот Джимми? – спросил Дэвид, пристально на меня глядя. – Кто он такой? Я хочу знать его полное имя и чем он занимается. Ты говорила, что встретила его недавно, значит, ты сможешь ответить на мой вопрос.
– Нет, не могу, – жалобно выдавила я.
– Ты можешь.
– Хорошо – да, я могу. Могла бы, но не хочу.
– Но ведь у меня есть право это знать.
– Верно. Но у меня есть право не говорить тебе. Прости меня, Дэвид, если бы у меня была возможность, я бы сказала, но пойми – все дело во мне, а не в Джимми. Если я выдам Джимми – каким бы подонком он ни был, – это будет подло и нечестно.
К тому же я знакома с его женой, и это может разрушить их брак. И потом, я уверена, что с тех пор он не сделал ничего ужасного и больше ни для кого не представляет угрозы.
– Но чем же объяснить тот его… поступок?
– Если бы я только знала! Но я не знаю. Он так и не объяснил мне истинных причин. На следующий день после того… кошмара мы виделись с ним в последний раз. Вскоре я узнала, что он уехал из Брайтона, и с тех пор я потеряла с ним всякую связь.
Какое-то время мы посидели молча, слушая крики чаек, кружившихся над нашими головами.
– Как странно, – сказал Дэвид несколько мгновений спустя. – Мы с тобой оказались по разные стороны баррикад в одной и той же чудовищной истории.
– Да, – пробормотала я. – Это так. За последние шестнадцать лет я очень часто думала о тебе. Я пыталась представить себе, что произошло с тобой и насколько тяжелыми оказались твои раны. Я так переживала, Дэвид, – это было для меня чудовищным потрясением.
– Это ты сейчас так говоришь.
– Я говорю так, потому что это правда. Я ведь даже писала письма, в которых рассказывала тебе всю правду и просила у тебя прощения. Но потом я всегда рвала их, опасаясь, что ты пойдешь в полицию и моя жизнь будет разрушена.
– Бедная Миранда, – вздохнул Дэвид. – Бедная Миранда…
В моей душе вспыхнула искра надежды.
– Мне тебя очень жаль. Правда. И, возможно, ты действительно говоришь правду. – Он пожал плечами. – Этого я не знаю, но знаю другое, – он поднялся со скамейки. – После всего случившегося наш ланч отменяется. Не могли бы мы вернуться к твоей машине?
– Зачем?
– Хочу забрать свои вещи. Я поеду в Лондон на поезде.
– О, Дэвид, пожалуйста, не уходи. Если хочешь, мы будем долго-долго разговаривать обо всем этом, но, пожалуйста, не уходи. Только не сейчас!
– Но больше нам говорить не о чем. Ты наконец поведала мне правду, и мне больше не хочется быть с тобой, Миранда. И дело не в моих раках и даже не в том, как они изменили мою жизнь. Просто эта бомба должна была убить моего отца, поэтому извини, но мне как-то не хочется дружески общаться с женщиной, подбросившей бомбу к нам в дом. – Он взял свой пиджак. – Мои чувства к тебе… изменились. Я тебе больше не верю. Когда мы играли в шахматы, ты сказала мне, что стратегическое мышление – не твоя сильная сторона, но, похоже, ты и тут слукавила. Я даже подозреваю, что ты умело манипулировала мной, добиваясь, чтобы я полюбил тебя, а потом и простил. Но я не могу тебя простить. Да, я действительно влюбился в тебя, но это чувство я питал к кому-то другому – к другой женщине, которую считал тобой. Так я могу забрать свои вещи? – тихо спросил он.
В полном молчании мы побрели к машине. Я открыла багажник, и Дэвид достал сумку с фотоаппаратом, портплед и штатив. Взяв вещи, он, не говоря ни слова, зашагал прочь. А я осталась стоять, глядя вслед его удаляющейся фигуре, пока она не превратилась в точку, потом в песчинку, а затем и вовсе не исчезла.
Глава тринадцатая
– Лучше бы Дэвид разозлился на меня, – плакалась я Дейзи по возвращении в Лондон. – Но он был слишком потрясен.
– Бедная Миранда, – вздохнула она. – А я-то надеялась, что он легче воспримет твое признание.
– Боже мой, но ведь это так серьезно… Разве можно было предугадать его реакцию? Я только рассчитывала, что он найдет в себе силы с этим справиться, но, видимо, этого не произошло.
– И что же ты делала после его ухода?
– Наверное, целый час просидела в машине, рыдая, а потом поехала к маме.
– Но ей ты, конечно, ничего не сказала?
– Нет. Хотя она и заметила, что я опечалена, но, думаю, отнесла это на счет Александра, а уж я, как ты понимаешь, не стала ее разубеждать. Кстати, в гостях у мамы был папа.
– Ты шутишь?
– Я застала их за ланчем.
– Боже правый!
– Разделяю твое удивление, – сказала я, постепенно успокаиваясь, – но, как ни странно, теперь у родителей тишь да гладь. Правда, оба они одержимы одной безумной идеей по поводу лам – бред полнейший!
– А в чем суть этой идеи? Я вытерла глаза.
– Это такая дикая затея, мне даже говорить о ней неловко, зато они вовсю ее обсуждают. Я пробыла у мамы примерно час, а потом поехала назад в Лондон.
– А от Дэвида ничего не слышно?
– Нет, но это и неудивительно.
– Так что же ты теперь собираешься делать? «Что же я собираюсь делать?»
– Ох, Дейзи, я не знаю, и у меня очень тяжело на душе.
– Но что ты хочешь делать?
– Я хотела бы просто убедить Дэвида в том, что говорю правду. Но это совершенно невозможно, потому что теперь он считает меня изворотливой и лживой, и у него есть для того основания.
– Но ты была вынуждена пойти на обман!
– Да, но он-то думает, что лживость – свойство моего характера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113